Я так рада домашней тишине. И слава Богу, что Никитка у родителей до вечера понедельника, иначе моя голова просто разорвалась бы. 14 часов наушники насиловали мою голову плачем, воем, криками и угрозами, а сейчас эта тишина непривычно давит на уши.

Мне срочно надо в душ и что-нибудь поесть. К счастью, холодильник забит битком и мне не нужно думать, что бы быстренько перехватить и лечь спать. Спасибо одному вредному человеку, который на самом деле не такой, но тщательно старается всем доказать обратное.

А ведь я совсем не так планировала провести эту субботу. Пока Никитка был бы на тренировке, собиралась встретиться с Даней. Я, наконец, доделала ему подарочный альбом с его рисунками, начиная с самого первого. Сейчас он как никогда готов к встрече с тем самым Данилой, с которым я познакомилась полгода назад. Потом хотела погулять с сыном, которому в последнее время уделяю мало внимания, ну а вечером, когда дедушка забрал бы Никитку в область, мечтала обновить маникюр. Вздыхаю, глядя на свои, заросшие кутикулой ногти.

Блаженно прикрываю глаза и кладу в рот ложку любимого творога, когда вечернюю тишину нарушает требовательный звонок в дверь. Я чуть ли не подпрыгиваю на месте с испуга. Кто может прийти в такой поздний час? Я никого не жду.

Настойчивый звонок повторяется, и я крадусь в прихожую. Сердце отбивает чечетку, мне так страшно, что тело покрывается мелкими, острыми мурашками. Вспоминаю про газовый баллончик, который постоянно ношу с собой в рюкзаке. Нащупав его и сжимая в руке, подхожу к двери и всматриваюсь в глазок.

Глубоко выдыхаю и отпираю дверь.

Он стоит, уперевшись одной рукой о стену, и смотрит на меня. Его взгляд колючий, жалящий, острый, будто он пришел убивать. Мне неуютно и холодно под его пристальным разглядыванием. Глаза скользят по моим босым ступням, поднимаются по голым ногам, замирают на тонких коротких пижамных шортах и топе, слегка задевают лицо и устремляются вниз, к руке.

Я чувствую его запах. Этот запах я смогу различить из сотен других, он обездвиживает, парализует. Так на меня действует только он. Максим.

— А ты не изменяешь себе, да? — кивает на сжатый в руке баллончик.

Пфффф! Закатываю глаза и бросаю баллончик на тумбу.

— Ко мне не каждый день вечерами ломятся мужики. Я же должна себя как-то защитить.

Он самовольно и грубо проталкивает меня вглубь и заходит в квартиру. Закрывает за собой дверь и принимается расшнуровывать свои белоснежные кроссовки.

— Я тебя вообще-то не приглашала, — смотрю на его огромную фигуру, так нелепо смотрящуюся в этой тесной прихожей.

Максим ничего не отвечает, проходит мимо меня, не сильно задевая плечом. Заглядывает в комнату, обводит глазами помещение и двигается прямиком на кухню. Снова садится на мое место и разглядывает мой незатейливый ужин.

— Где Шумахер?

— У бабушки с дедушкой.

— А ты, значит, развлекаешься? — с гадкой ухмылкой произносит он.

Что? Я не ослышалась? Развлекаюсь? Ага! 14 часов непрерывного веселья! Козел!

Складываю руки на груди и уже готовлюсь послать этого мерзавца далеко и надолго.

— А что, тебя ужином не накормили? — кивает на баночку с недоеденным творогом.