Свет в ее окнах не горит. Значит дома ее нет. Я даже в домофон звонил. Вот и проверил. И от этого понимания мне становится еще хуже. Возможно, они сейчас проводят время вдвоем. Пинаю носом кроссовка пластиковую бутылку, нарушая тишину этого вечера. Уже стемнело. Двор выглядит пустым и одиноким, таким же, как и я. Снова сажусь на ту же самую лавочку детской площадки, как и тогда, когда первый раз побывал в логове зеленоглазой. Чего я жду? Увидеть, как мой старший брат привезет свою девушку домой? Допустим, увижу. А дальше что? Как ревнивый муж, брошусь бить морду и качать права на ту, которая тебе не принадлежит? Бред.
Сажусь в машину и еду домой. Всю дорогу меня так и подмывает ей позвонить: узнать, где она и с кем, и почему, мать твою, она еще не дома.
Стремительно несусь в свою комнату, когда вижу слегка приоткрытую дверь в комнату брата. Уверен, в ней никого нет. На дверях наших противоположных комнат замков нет. Никто из нас двоих не сунется в обиталище другого. Это негласное правило уходит своими корнями еще в детство, когда два родных брата испытывали друг друга на прочность, ожидая нарушения этого правила противоборствующей стороной, как стартового выстрела, позволяющего открыто объявить войну. Но никто это правило не нарушал, и, скорее всего, именно сегодня я это и сделаю. Запомните этот день.
Бесшумно толкаю дверь, но входить не спешу. Стою на пороге и вглядываюсь в темноту позднего вечера. Если переступлю этот порог — назад дороги не будет.
И я переступаю.
Глаза начинают привыкать к мраку, и я обвожу комнату брата любопытным взглядом. Я заглядывал сюда из коридора и в целом ориентируюсь, но никогда не приглядывался к мелочам. Его комната разительно отличается от моей так же, как и мы с братом. Так странно, у нас одна кровь, но мы чужие друг другу.
В комнате стерильно, как в морге. Под ногами мягко и я, опустив глаза в пол, недобро ухмыляюсь. Ковер! Ковер, твою мать!
Шарю взглядом по стенам и натыкаюсь на стеклянный шкаф, заставленный дипломами и грамотами. «Иконостас, — думаю про себя, — наверное молится на них перед сном». Брат всегда любил выставлять на показ свои успехи.
На рабочем столе идеальный порядок, чертов педант! Глазу не за что зацепится, разве что за кожаный блокнот. Беру его в руки и листаю. Это стихи. Стихи моего брата. Их много и практически все посвящены одной девушке. Здесь и признания в любви, и другая романтичная хренотень.
Брат начал страдать этой поэтичной фигней еще в студенчестве, когда познакомился с Кристиной. Откуда я знаю? Да помню, как мать восторгалась его авторскими способностями, убеждая всех, что пара четверостиший в рифму, обязательны должны быть изданы на бумаге! Я — не ценитель поэзии, но ничего особенного в его строчках не вижу. Так, для любителя-обывателя сойдет, но не более.
После аварии, естественно, брат забросил сочинительство, да и некому стало писать, Кристинка свалила в закат. Она не плохая девчонка, и мне всегда хотелось узнать, что она нашла в моем брате, человеке, эгоистично обожающего только себя. С одной стороны, я ее понимаю, кому захочется связать свою молодость с инвалидом. Но случись со мной такая история, как с братом, я бы сам ее отпустил, не дожидаясь, пока меня кинут.
И вот брат снова пишет…Я думал, он завязал с эти подростковым занятием, оказывается нет. Вспоминая тот листок с четверостишием, понимаю, что пишет он для нее. Для МОЕЙ Ведьмы. И это значит, у него все серьезно. А у нее?
Бросаю долбанный блокнот на стол и чувствую, что раздражение и злоба душат. Мне становится невыносимо дышать в этой комнате. Но я не уйду, дождусь брата и выясню, иначе сгорю заживо.
Я слышу голоса из холла: брата и водителя. Сергею приплачивают за услуги личного помощника.
Дверь открывается, и брат шарит рукой по низкому выключателю, чтобы зажечь свет. Тусклое освещение по периметру потолка неприятно бьет в глаза и мне приходится сощуриться. Данила видит меня и замирает в дверях. Сергей неуверенно топчется сзади, но нарушать наш зрительный диалог не решается.
— Спасибо, Сергей. На сегодня мне помощь не нужна, — членораздельно проговаривает Данила.
Водитель понимающе кивает, желает всем доброй ночи и торопливо уходит.
— Неожиданно, — брат въезжает в комнату и начинает неспешно расстёгивать темный приталенный пиджак. Он и правда принарядился: брючный костюм, белая рубашка, волосок к волоску, дорогие часы. Глянцевый франт!
— Какие у вас отношения? — выплевываю я. Вести задушевные беседы- не про меня. Я говорю всегда предельно кратко, без увиливаний и лишних прелюдий.
Брат изгибает вопросительно бровь и ухмыляется.