– Там… возле пропускного терминала… Амир, – одними губами прошептала она.
- 22 -
Я твою боль заберу
– Пригнись и не волнуйся, – Айболит сполз вниз и уперся коленями в спинку кресла Коляна. – Марк не зря настаивал, чтобы мы выезжали через это КПП. Оно самое загруженное в Израиле. Поэтому здесь не проверяют всех пассажиров автобусов. Просто быстро смотрят у водителя разрешение на въезд с оплаченными визами на всех паломников. А у нас все оплачено: виза на трёхдневное пребывание в Иордании и таможенные сборы. Марк побеспокоился заранее. Когда пограничники зайдут в автобус, просто притворись спящей.
– А если Амир зайдет? Рядом с ним служба безопасности. Они могут зайти, – возразила Маша, в свою очередь сползая с кресла.
– Да не зайдет он. Видишь? Он снаружи стоит и смотрит. Нас он не заметит. Мы ведь пригнулись.
Айболит приложил все усилия, чтобы его речь звучала убедительно. Но сам далеко не был уверен в том, что говорил. Вот урод хитровыкроенный! Если из всех КПП на границах Израиля он выбрал именно этот, значит, примерно представлял себе план их побега. Почему здесь? Почему не на границе с Египтом? Ведь они были на юге, а там до Египта рукой подать. В Иерусалиме он их точно видеть не мог благодаря суматохе, которую устроили подростки и Ицик. Оставался только один вариант: Амир понял, что Айболит не просто пытается вывезти Машу из Израиля, но и обеспечить ей неприкосновенность на будущее. А в этом случае оставался только один выход. И Амир прекрасно понял, какой именно. Айболит заскрипел зубами. Нет, тварь! Ты больше не протянешь лапы к этой девочке. Я тебе не позволю. Костьми лягу, наизнанку вывернусь, но вырву ее из твоей вонючей пасти.
Автобус тронулся с места, продвинулся на пару метров к терминалу КПП и снова остановился. Возле терминала творился ад. Машины, грузовики и автобусы без остановки сигналили. Ругались мужчины, орали дети. Уровень шума был такой, что даже привычный ко всему водила автобуса вздрагивал, когда очередной страждущий проехать в Иорданию нетерпеливо сигналил.
– Кус эммок, арс! – вскрикивал водила и сплевывал под ноги.
– Не ругайся! – прикрикнула на него женщина, сидящая рядом с Коляном.
Полная, мощная, лет пятидесяти с небольшим, она стащила с головы белую косынку в черный горох, выложила на плечах и шумно выдохнула:
– Уф! Даже осенью жарища. И шум, как в аду. И еще этот орет все время.
– А ты что, мать умеешь шпрехать по-ихнему? – осведомился Колян. – Я ваще не понимаю, чего он там трындит.
– Да кто ж не научится? – возмутилась женщина. – Я сюда каждые два года приезжаю. И каждый раз одно и то же: кус эммок да кус сохтак! Матерей поминают, сволочи, каждые пять минут. Тьфу на них! Прости мя, господи! – она перекрестилась.
– На всю голову отбитые, – поддержал ее Колян. – Вот я здесь третий раз и одно и то же повсюду: как пять минут надо светофоре постоять, так они сигналят, как будто у них хата горит. Ни граммульки терпения!
– Восток – дело тонкое, Петруха! – к Коляну повернулась еще одна женщина, сидящая перед ним. – У них здесь еще в детстве кукуху сносит. То жара, то теракт, то война. Вот и нервные. Темперамент у них! – она одернула синюю, в белый цветочек, блузку. – Но жара ужасная. Что-то кондиционер не справляется. Скорее бы проехать. Говорят, что в Иордании не так влажно. Ой, ноги как болят! – поморщилась она. – Отваливаются прям, пока по всем святым местам пройдешь, – она положила ногу на ногу, задрала черную брючину и начала массировать ногу.
Наконец, пограничники добрались до автобуса. Двери мягко разъехались в стороны. Два пограничника с автоматами наперевес зашли в автобус. Один стал спиной к водителю, разглядывая пассажиров.
– Маша, сядь ровно, – шепнул Айболит, выпрямляясь.
Маша без возражений приподнялась в кресле и села, положив руки на подлокотники.
– Не смотри на пограничника, – шепнул Айболит.