– К богу можно всегда и в любом виде, – мягко ответила Феофания. – А вот с людьми приходится считаться. Так что после того, как умоетесь с дороги, приходите в трапезную. Это в углу сада, – она махнула рукой назад. – В саду есть указатель. Там написано, как пройти к трапезной Филарета Минского. Или я сама за вами приду.

– Благодарю! Не хочется вас беспокоить. Мы сами найдем, – ответил Айболит.

Келья, выделенная мне, была небольшой, но уютной. Строгие беленые стены, узкая кровать, застеленная простым, без рисунков и узоров постельным бельем серого оттенка. Распятие над кроватью и главное: крошечная душевая.

Я с наслаждением помылась и достала из сумки последнюю смену чистой одежды: длинную, намного ниже колена белую юбку в больших красных маках, белую футболку и белый платок. Волосы заплела в косу, перекинула ее на грудь и завязала платок сзади. Вышла в коридор и сразу же наткнулась на Айболита. Он застыл, глядя на меня.

– Что-то не так? – я быстро осмотрела себя.

Вдруг юбка задралась сзади? Или с футболкой что не так?

– Всё так, – он опустил глаза, – просто ты… очень красивая.

Мои щеки вспыхнули. Я не знала, как реагировать. Вообще со мной и с Ваней происходило что-то странное. Когда я была несвободна, то между нами все время искрило поле в тысячу киловатт. Казалось, что оставшись наедине, мы тут же набросимся друг на друга. Но когда мы оказались на свободе, то поле не исчезло, нет, просто мы оба стали осторожны. Что это? Выбор? Испуг оттого, что ничего не вышло, когда мы остались наедине в доме Далии и Амоса? Или он просто разлюбил меня? Или у нас все наоборот? Люди сначала медленно привыкают друг к другу. А потом у них начинаются отношения. У нас не было этого конфетно-букетного периода. Волнующей переписки, походов в кино, долгих разговоров по телефону бессонными ночами. Значит, этот период возник сейчас? Мы словно обнулились и начали все заново.

– Пойдём есть, а то матушка будет недовольна, – Айболит взял меня за руку, едва прикоснувшись к моим пальцам. – Неудобно опаздывать. Эти люди так к нам добры!

– Ты прав, – я хотела было пойти по коридору, но он вдруг поднял мою руку, припал к ней губами и так и застыл.

И я застыла. Его роскошные, еще мокрые после душа волосы рассыпались пшеничными прядями и упали на глаза. Я осторожно откинула их с его лба. Айболит вдруг опустился на колени и прижался лицом к моему животу.

– Я очень боялся за тебя, Машенька!

– И я за тебя, Ванечка! – наклонившись, я поцеловала его в макушку.

Мы пошли по саду и быстро нашли трапезную. Огромное помещение, светлое, с арочными окнами, было заставлено деревянными столами и скамьями. За столами сидели паломники и монахини. Матушка Феофания села рядом со мной.

Ужин был простым и вкусным. В центре стола стояли круглые доски с тяжелыми, вручную выпеченными хлебами. Оливки, козий сыр, домашний творог, вареные яйца, помидоры и огурцы – всё было очень свежим.

– Отведайте, что бог послал. Попробуйте сыр, мы сами его делаем. И оливки тоже из нашего сада, – Феофания подвинула к нам с Айболитом керамические плошки с сыром и оливками. И квас тоже наш, – она взяла большой кувшин и налила  в простые граненые стаканы густой темный квас.

– Шедеврально! – закатил глаза Айболит, попробовав кваса.

Мы поели. Внезапно зазвонили колокола.

– Ты хотела помолиться, Маша? Самое время, – Феофания торопливо поднялась со скамьи. – Пойдем на вечернюю службу.

Паломники торопливо дожевывали на ходу, ручейком стекаясь к выходу. Мы прошли через сад и подошли к Храму Вознесения. Колокольный звон был громким, но не оглушал. Наоборот, успокаивал. Я приложила руку козырьком к глазам, пытаясь рассмотреть главный колокол на часовне, которая находилась неподалёку от Храма.