– Хорошо, не буду, – пообещала я, догадываясь, что речь идет об онкологии.

– И Салем меня нашел, чтобы хотя бы перед смертью увидеться. И вот сидим мы с ним, оба загнабуты – старые развалины по-нашему, по-йеменски – и плачем. И думаем только об одном: как же мы позволили другим прожить за нас эту жизнь? Разве бог хочет, чтобы мы так страдали? И если да, то почему его тогда называют внепонимающим и милосердным? Всю ночь я тогда не спала. Утром встала, сняла свою религиозную одежду: юбку в пол, кофту с длинным рукавом, что носила в жару, косынку, что полностью волосы закрывала, закрытую обувь и колготки.

– Как можно в этом всем выдержать в сорокоградусную жару? – поразилась я.

– Невозможно, – согласилась она. – Но раввины говорят, что еврейские женщины должны так одеваться из скромности. Мол, так бог велел. Чтобы не соблазнять мужчин даже маленьким кусочком обнаженного тела и не мешать им изучать священные книги, – саркастически хмыкнула она. – А мне тогда стало все равно, чего хочет бог. Я надела платье до колен с коротким рукавом, которое до этого носила только дома, когда никто не видел. Взяла сумку с вещами, села на автобус и как в пятнадцать лет отправилась, куда глаза глядят. Даже не смотрела на расписание автобусов. Просто садилась в него, ехала до конечной, выходила и пересаживалась на другой. Так я оказалась на юге. Стемнело, я сидела на автобусной остановке одна. Ночь, вокруг никого, пыльная дорога и звезды над головой. Там меня и нашел Амос. Привел к себе. Здесь я и осталась.

– А дети и внуки как это приняли? – осмелилась спросить я.

– Как и должны были, – она вытерла лицо косынкой и бросила ее на пустой стул рядом с собой.

Вытащила заколку из волос, и я ахнула. Роскошные, густые, черные волосы рассыпались по плечам и спине.

– Заявили, что я проститутка. Вдова, в возрасте, одета, как падшая женщина: плечи открыты, ноги голые. И еще и живу с мужчиной во грехе, без свадьбы в раввинате и благословения. И все до единого от меня отказались.

Я погладила ее по волосам. Она взяла мою руку и прижала к груди.

– Я тебе зачем все это рассказала, девочка… не дай им прожить твою жизнь за тебя. Никто этого не стоит! Ни семья, ни бог. Ничего не бойся! Живи наотмашь, как будто сегодняшний день – последний. И люби своего мужчину. Люби сегодня, потому что завтра может не наступить. Вы ведь даже ни разу не были вместе.

– Откуда вы… – я задохнулась от удивления, не закончив фразу.

– Да это сразу видно, – засмеялась она. – Ну что я не отличу пару, которая уже таки да или еще, о боже, нет? Иди к нему! Тем более, что я вам постелила новое белье из египетского хлопка. Амос купил. Всё надеется, что мы пышную свадьбу сыграем. Без раввината, но с фатой и кучей друзей. И у нас будет настоящий медовый месяц. Вот дурак! – лукаво прищурилась она.

– Почему дурак, Далия? Он вас просто любит! Это же здорово!

– Да ой! – отмахнулась она. – В нашем возрасте, если при поцелуе ничего не болит и не колет, так это уже считается и медовым месяцем, и первой брачной ночью, и большим счастьем. И без египетского хлопка.

Ворота распахнулись.  Оживленно  обсуждая что-то, Амос и Айболит

прошли по аллее и поднялись на террасу.

– Кофе? Чаю? Поесть? – Далия легко, как молодая, вскочила с места.

Словно и не плакала  навзрыд десять минут назад.

– Уважаемая Далия, пожалейте! – Айболит приложил руки к груди. – Внутри меня что-то булькает и тяжело ворочается. Я просто физически столько есть и пить не могу.

– Эх, мельчают мужчины, – вздохнула Далия. – А ты во всех смыслах такой нежный? – хулигански прищурилась она.