– Ну, прямо сразу страшно! Вы ж меня на военную службу приглашали. Но вы такой большой, такой, извините, полнокровный. Не ходите, ему будет полегче.

Снизу со стороны косогора к воротам кладбища подошёл ещё один офицер, в кожаном танкистском шлеме.

– Олег, – сказал он Пальчикову, – я им приказал, если народ появится – они прожекторы включат, моторы заведут, – думаю, этого достаточно будет… Ну как там? – он кивнул в сторону кладбища, откуда доносился приглушенный свистящий вой.

– Ну сам же слышишь, что хреново, – ответил Пальчиков. – Мы тут решили пойти посидеть с ним. Только мне страшно женщину с собой забирать. А она говорит, что всё равно хочет идти.

– А вы кто такая? – спросил офицер-танкист. Ведь он, как и Пальчиков, не знал Иевлеву.

– Почему я вообще разрешения должна спрашивать? – возмутилась Иевлева. – Я что – мобилизованная?

Она повернулась к ним спиной и торопливо пошла между могилами, туда, где раздавался вой. Пальчиков зажёг фонарь, и они с Пушкарёвым торопливо пошли вслед за ней.

Они увидели фанерную тумбу с красной звездой. На тумбе была надпись «Фролов Василий Петрович». И даты жизни. Перед этой тумбой на коленях стояла гигантская фигура, и, задрав ужасную маску, совсем не похожую на человеческое лицо, к небу, это существо издавало свой горестный свистящий вой.

Подполковник Пушкарёв оказался к нему ближе всех, потому что Иевлевой и спешившему за ней Пальчикову пришлось обходить могилу какой-то старухи. Не колеблясь ни одной секунды, подполковник подошёл к этому стоящему на коленях великану, тронул его за плечо и прямо в жуткую повернувшуюся к нему маску сказал:

– Слышь, мужик, мы тут с тобой побудем!

Маска смотрела на мужчину в кожаном танкистском шлеме и, кажется, хотела что-то сказать, но сведённые судорогой губы не пропустили слов.

Подполковник сел на скамейку у соседней могилы, достал сигареты, одну сунул себе в рот, потом протянул пачку Фролову и спросил:

– Куришь?

Маска отрицательно помотала головой.

– А ты закури, – сказал танкист, – может, тебе легче станет.

Великан неуверенно протянул руку. Но лапа у него была такая большая, что, конечно, сигарету из пачки он достать не мог. Пушкарёв вытащил сигарету сам и протянул Фролову. Пальчиков с Иевлевой, стоявшие с другой стороне могилы, тоже протянули руки и взяли себе по сигарете.

Пальчиков чиркнул зажигалкой, дал прикурить Иевлевой и прикурил сам. А Фролову дал прикурить танкист, привстав со скамейки. Огонёк спички осветил во всех подробностях натянутую маску, которую Пушкарёв будет вспоминать потом до конца жизни. Но он не показал, какое впечатление произвела на него эта маска, а сам прикурил от той же спички и затянулся. Маска не затянулась сигаретой, а огромная рука так и держала её в пальцах, как будто не зная, что с ней делать. Все четверо молчали. Первым заговорил Пальчиков:

– Это я виноват, это из-за меня с тобой всё это случилось.

– Да ничего ты не виноват, – возразил танкист. – Если б не ты, сейчас бы нормально большая война шла. И люди бы гибли тысячами каждый день.

– Если б не он. – Пальчиков кивнул на стоящего на коленях Фролова.