– Доярки сейчас на утреннюю дойку пойдут, – сказал я. – Им на этой дороге скрыться от него никакой возможности не будет.
– Я понимаю, – отозвалась Сильва, – мы, выпивши, расхрабрились, и доярок мы героически защитим.
– Хочешь глоток? – протянул я бутылку.
– Ну давай… – Она миролюбиво взяла у меня из рук бутылку, отпила из горлышка, наклонилась, пошарила на полу, нашла крышечку, закрутила её и положила бутылку на пол перед задним сиденьем.
Ящер пополз к коровнику не по дороге, а прямо по снегу через ферму, то есть летнюю её часть. Одним движением головы разметал ограждение, а было оно сделано из довольно толстых жердей, сантиметров двадцать в диаметре. Да ещё деревянный жёлоб из досок, прибитый к жердям, вместе это было довольно крепкое сооружение. И пополз через двор к коровнику.
Сильва покатила в обход фермы, но он, кажется, прочно к нашей машине потерял интерес. Мы подъехали к самым дверям, Сильва бибикнула, скотник высунулся из дверей.
– Садись в машину, – крикнула она, но скотник трясся и выходить из коровника боялся.
Она открыла дверь и бросила ему бутылку с водкой. Он её проворно поймал. Как же он потом благодарил Сильву! Как благодарил!
Ящер успел проползти половину фермы, ему всё-таки, как мне показалось, неприятно и холодно было ползти по снегу. Но, видно, коровник его серьёзно заинтересовал. Запах оттуда шёл гигантский, и к тому же коровы почувствовали опасность и стали громко мычать. Сейчас он подползёт, двинет своей мордой, коровник развалится, он из развалин будет доставать наших совхозных коров…
Сильва отъехала, стала ему сигналить, но он не обращал на нас никакого внимания. Тут я страшно разозлился, выскочил из машины и стал орать на него. Я услышал, как Сильва затянула ручник и, не выключая мотора, тоже выскочила из машины. Причём я просто орал и махал руками, а у неё был план.
Посредине фермы на забетонированном пятачке стоял большой навес, сваренный из уголка три миллиметра толщиной. Это вам не деревянные жерди, гвоздями сколоченные! Это крепкое сооружение. Советская власть железа на него не пожалела. Он как раз был на линии между ящером и нами. Сильва взяла из сумки фотоаппарат со вспышкой и пошла через двор прямо к ящеру. Ну, я, короче, пошёл за ней.
Ящер теперь повернулся к нам. То, что мы – живые, ему было совершенно ясно и понятно. И он, гад, так, наверное, подумал, что если заняться нами, а мы – вот они, то коровник при этом никуда от него не убежит. А у нас положение было отчаянное, видно, доярок не предупредили, ну не все же они жили рядом с конторой, а выходить из конторы сторожиха тоже, наверное, не рвалась. Во всяком случае, на дороге перед мостом я успел заметить нескольких баб, идущих в сторону фермы. Уже рассветало, было неплохо видно.
У Сильвы было всё: и фотоаппарат, и вспышка. Она подошла почти вплотную к навесу и стала фотографировать гада, а он стоял, замерев, и думал, что это за фигня такая бьёт по глазам. Он был с той стороны навеса, с которой выход к автодоилкам. А мы с другой стороны, где был выход к вагончику. Гад осторожно засунул голову под навес. Я стоял сбоку за Сильвой и следил, чтобы она не поскользнулась, не упала. Но она не поскользнулась, а ловко отпрыгнула назад, когда гад кинулся на неё. Бросившись вперёд, он оказался внутри под навесом, голова его высунулась наружу там, где только что стояла Сильва. Мне показалось, что она слишком близко, я схватил её рукой поперёк талии и оттащил дальше. Гад высунул в нашу сторону голову, но корпус его не пролезал.
Сильва освободилась из моей клешни, успев поблагодарить меня взглядом, повернулась к беседке и опять щёлкнула фотоаппаратом. От вспышки гад разозлился и ещё подался вперёд. Вся железная конструкция навеса погнулась, но железные уголки, залитые бетоном, выдержали. Они, наверное, снизу были приварены к арматуре. Тут-то гад и почувствовал, что слегка запутался в этой фигне. Он рванулся так, что я подумал, вот он сейчас вырвется и нам хана. Но он не вырвался, навес покосился ещё сильнее, и гад запутался окончательно.
Глава 41. Возвращение участкового
Паника, вызванная репортажем сторожихи с места сражения ящера с пазиком и ещё дополненная рассказом доярок, видевших издалека и ящера, и акцию Сильвы на ферме, превратилась в настоящий ужас, когда по селу стали бегать недоенные коровы из коровника. Дело в том, что коровы чувствовали близкое присутствие ящера и рвались, как могли, чтобы убежать далеко от этого страшного места. К тому же их не подоили, от этого им было больно. Скотник боялся, что ящер вырвется из «железного плена», тем более что тот предпринимал время от времени отчаянные попытки это сделать.
Выпив полбутылки водки, полученные от незнакомой, но такой умной женщины, скотник решил, что коровы, если их выпустить, будут в большей безопасности, чем в закрытом помещении коровника, на прочность стен которого он всё-таки не очень полагался. Тем более что доить этих взбесившихся от страха животных и так не было никакой возможности.
Коровы кинулись в сторону, противоположную от ящера, то есть к реке. Ящер же, повёрнутый к ним хвостом, тем не менее с новой силой стал вырываться, но только ухудшил своё положение: ещё сильнее запутался в этой железной паутине, которая гнулась под его напором, но не выпускала его. Коровы инстинктом чувствовали, что в этой ситуации надо бежать к людям, а где находятся люди, было им понятно. Люди там, где дома и откуда идёт дым из печных труб. А дома за рекой. Но на лёд умные коровы не побежали, он бы не выдержал. А побежали они к мосту и по нему переправились через реку и хлынули как раз в самый центр хутора. Слева от них была площадь перед конторой. На площади стоял покалеченный пазик. А справа – улица. И коровы не побежали к конторе, потому что от конторы им толку никакого бы не было.
А побежали коровы по улице, потому что там в домах жили бабы, и эти бабы коров знали, жалели и могли их укрыть и подоить. Хуторские бабы, не дожидаясь приказа сверху, сами начали забирать поуспокоившихся на улице коров во дворы, доить, устраивать им временные стойла. Директор совхоза распорядился развозить им сено, у кого не хватает, и бидоны по дворам, чтобы туда сливать надоенное молоко.
Он позвонил уже пожарным, в милицию в Багаевку, напомнив, что с тех пор, как участковый, уполномоченный с хутора Усьман, пропал, то есть с середины сентября, нового так и не прислали. А в такой дикой, можно сказать, ситуации милиция бы очень пригодилась. Хотя что будет делать милиция, сам он точно себе не представлял. Осуществить задержание ящера, на которого директор в заботах так и не успел ещё съездить посмотреть, милиция точно не сможет. Но как-то спокойнее, когда участковый на месте. Эх, Игорь, куда ты делся, живой ли ты?.. Что такое стало происходить на хуторе? То вампир, то крокодил какой-то… Интересно, у других тоже так, или только у нас? Но мечтать и рассуждать было некогда. Куда-то ещё надо бы позвонить. В университет? В цирк? В зоопарк? Куда?