Книги

Всего один взгляд. Невиновный

22
18
20
22
24
26
28
30

Лорен колебалась. А Эд Штейнберг — нисколько.

— Да, оснований для ареста достаточно.

— А учитывая, что Хантер уже имеет судимость, ни о каком освобождении под залог не может быть и речи. Возьмем его, подержим, сколько надо, правильно, Эд?

— Согласен, — ответил Штейнберг.

— Тогда берите его, — сказала Терстон. — Давайте немедленно вернем задницу Хантера за решетку.

Глава 35

Мэтт и Оливия остались одни в гостевой комнате у Марши.

Девять лет назад Мэтт провел первую ночь в этой комнате в качестве свободного человека. Берни привез его к себе домой. Марша встретила его сдержанно, но вежливо. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что причины для подобного поведения имелись. Ведь ты переезжаешь в такой дом как раз с целью оградиться от людей, подобных Мэтту. Даже если знаешь, что он невиновен, считаешь его хорошим, просто оступившимся парнем. Но тебе вовсе не хочется, чтобы он входил в твою жизнь. Он вирус, носитель опасного заболевания. У тебя дети. Ты желаешь защитить их. И тебе, как и Лэнсу Баннеру, хочется верить, что ухоженные газоны могут удержать таких типов подальше.

Мэтт часто вспоминал старого своего друга Даффа. Одно время Дафф казался ему крутым парнем. Теперь же Мэтт думал иначе. Сейчас он запросто мог надрать Даффу задницу где-нибудь в укромном уголке. Нет, он не хвастался и не гордился этим. Это просто факт. И его дружки, считавшие себя крутыми, такими же Даффами, они и понятия не имеют, что значит быть по-настоящему крутым!

Но сам Мэтт, успевший стать в тюрьме крутым, первую ночь на свободе проплакал в этой комнате. Он и сам толком не понимал, почему плачет. В тюрьме он ни разу не плакал. Кое-кто мог бы решить, что Мэтт просто боялся показать свою слабость в столь ужасном месте, как тюрьма. Отчасти, наверное, так и было. Может быть, теперь он просто «открыл клапан» и выплакался за все эти четыре мучительных года.

Однако Мэтт думал иначе.

Истинная причина, как он подозревал, крылась в страхе и неверии. Он никак не мог поверить, что наконец свободен, что тюрьма позади. Все это казалось жестокой шуткой, а чистая теплая постель была иллюзией. Скоро они явятся за ним и запрут в темнице уже навсегда.

Мэтт немало читал о том, как дознаватели и захватчики заложников ломают волю человека, инсценируя казнь. Это срабатывало, однако Мэтт считал, что гораздо более эффективный способ заставить человека сломаться — сделать нечто обратное. Надо сделать вид, что его отпускают на свободу. Человек одевается, ему говорят, что он свободен, надевают на глаза повязку и вывозят. Катают вокруг тюрьмы, а потом вновь заводят в нее, снимают повязку. И он видит, что оказался там же, где был, и все это лишь жестокий розыгрыш.

Примерно так чувствовал он себя тогда.

Теперь Мэтт сидел на той же двуспальной кровати. Оливия стояла к нему спиной. Голова опущена, но плечи, как всегда, держит гордо, прямо. Ему очень нравились ее плечи, ее крепкая изящная спина, нежные бугорки мышц, гладкая кожа.

Мэтту так хотелось сказать ей: «Знаешь, давай забудем все это. Я не хочу ничего знать. Ты сказала, что любишь меня, я единственный в твоей жизни мужчина, которого ты любила по-настоящему. Этого достаточно».

Когда они приехали, вышла Кайра, поздоровалась с ними во дворе. Вид у нее был озабоченный. Мэтт вспомнил, как она поселилась в гараже. Заметил тогда, что она напоминает ему Фонзи[49]. Кайра понятия не имела, о чем это он. Забавно, о каких вещах думает человек, когда напуган. Марша тоже смотрела встревоженно, особенно когда увидела повязку на голове Мэтта и то, как он неуверенно шагает к двери. Но Марша слишком хорошо знала своего деверя, сообразила, что теперь не время для расспросов.

Молчание нарушила Оливия:

— Можно тебя спросить?

— Да, конечно.