— Я же просил с сахаром, — в голосе Мясоедова звучала обида, — неужели так трудно?

Он раздраженно встал и так резко схватил свою чашку, что пролил немного кофе на стол.

— Георгий, спокойствие, — полковник, улыбаясь, поднялся из кресла, — идите за сахаром, а я пока стол протру. Вот у меня салфеточка есть. Да, возможно, у нее были конфликты с кем-то, кроме Журбина. К тому же прошло больше года со всей этой ужасной истории с его женой. Время, может, и не лечит, но ощущения притупляет. Так что вполне возможно, что за прошедший год у Шнейдер появились новые недоброжелатели.

Жора со все еще недовольным выражением лица наконец вернулся к столу. Реваев бросил мокрую салфетку в мусорное ведро и вернулся в свое кресло. Ему показалось, что он заметил промелькнувшую на губах Крыловой улыбку.

— Еще на что хочу обратить ваше внимание, друзья-кофеманы. — Реваев постучал по столу карандашом. — Как уже установлено, Шнейдер позвонила своей приятельнице Кравцовой в десять сорок пять и попросила приехать раньше, чем они до этого договаривались. Примерно в это же время она заходит на сайт, где узнает, как же можно завязать такой чудесный узел, чтобы в него сунуть голову. О чем это может говорить?

— О том, что без четверти одиннадцать она либо испытала некий эмоциональный стресс, который подтолкнул ее к неожиданному самоубийству, либо в это время ее кто-то заставил совершить эти действия.

— Верно, — согласился с Крыловой полковник, — но с учетом явно подброшенной в спальню книжки более вероятной представляется вторая версия. Без четверти одиннадцать убийца был уже в доме Шнейдер и контролировал ее действия. Так что, скорее всего, он появился в ее доме еще раньше.

— Меня смущает незавершенный ремонт в доме, — Вика открыла в планшете нужную фотографию, — смотрите, какой бардак. Но ведь получается, что мастер в этот день к ней не приходил.

— Это ты как определила? — хмуро поинтересовался Жора, допивая свой кофе. — Может, притащился с утра пораньше, часиков в восемь. Потом оказалось, что какой-то фигни не хватает, у них всегда, у мастеров этих, чего-то не хватает. Он сказал, что докупит нужное и придет завтра. Так?

— Нет, Жора, не так, — упрямо покачала головой Крылова, — насколько мы знаем, Шнейдер следила за собой, правильно питалась. Я заглядывала в шкафчики на кухне, там полно овсянки и спортивного питания.

— И что? — не понял Мясоедов.

— И то, что если бы она встала рано, то непременно бы позавтракала. Я думаю, либо кашей, либо хотя бы выпила протеиновый коктейль. А если бы ты посмотрел результаты вскрытия, то увидел, что она с утра выпила только чашку кофе, причем это было не ранее чем за пару часов до наступления смерти. То есть примерное время десять двадцать, что, кстати, вполне согласуется с возможным временем появления убийцы, если мы берем десять сорок пять за основу.

— Может, она при сантехнике завтрак готовить постеснялась, вот только кофе и выпила, когда он ушел?

— А ходить при нем в ночной сорочке она не постеснялась, — фыркнула Крылова, — ты же видел, на первом этаже была только ночнушка, вся остальная одежда оставалась в спальне. Ее с утра не надевали.

— Женская логика, — вздохнул Жора, — признаю, убедила. Но, если мастера не было в этот день, тогда все совсем непонятно. В гостиной все так разбросано — и трубы, и инструменты, словно он на пять минут отлучился. Так разве что таджики бросают, но сантехнику в домах обычно местные мастера делают, а те, как ни крути, поаккуратнее будут. Все бы в уголок сложили.

— Особенно с учетом того, что Шнейдер ждала гостей. — Реваев задумчиво нарисовал на листе бумаги круг, а затем изобразил посреди него знак вопроса. — Такое ощущение, что весь этот ремонт затеян лишь для того, чтобы нас подтолкнуть в каком-то неправильном направлении.

— В каком? — поднял брови Мясоедов. — Что убийца — сантехник? Но тогда был бы хоть какой-то намек на его личность. А здесь даже отпечатков на инструментах нет.

— Возможно, наоборот: весь этот бардак был нужен, чтобы скрыть от нас что-то важное.

Реваев встал и подошел к окну. Две молодые мамочки с колясками, что-то весело обсуждая, вышли из парка и переходили дорогу, поток машин, едва дождавшись, когда они покинут зебру, вновь устремился вперед, наверстывая потерянное время. Реваев нахмурился. Ему показалось, что он сейчас увидел что-то важное, имевшее отношение к тому делу, загадку которого он никак не мог решить. Но что именно, он не понял, и с каждым следующим мгновением понять это было все сложнее.

— Ну хорошо, — Юрий Дмитриевич отвернулся от окна, — так как у нас есть новая вводная точка времени, а именно: десять сорок пять, то, значит, мне есть чем вас озадачить.