– Да нет же, – покачал головой Великий князь. – Ольга сразу сказала этому обормоту месье Делькассе, что все французские хотелки, что и когда мы должны делать или не делать, ее совершенно не интересуют. Мол, если не нравятся наши условия, можете не подписывать договор вовсе. Но потом, когда германские гренадеры уже будут подходить к Парижу, вы все равно приползете к нам на брюхе, но только тогда условия для вас будут хуже, причем значительно. Это был такой вежливый дипломатический способ послать шустрых деток Марианны[24] сразу на все буквы алфавита. И что самое интересное: обменявшись телеграммами с Парижем, французский посол умолк и больше не возражал.
– Ну, это же замечательно! – полковник Рагуленко потер ладони, – в таких условиях, когда никто не путается под ногами, воевать будет можно, и даже очень. Главное – предварительно как следует окучить Балканы и турок, чтобы потом не отвлекаться на разные досадные недоразумения вроде Кавказского фронта и умиротворения болгар… И вообще – как было бы хорошо, если бы и наши деятели там, в двадцать первом веке, могли разговаривать с «партнерами» в эдаком решительном тоне. Санкций тогда было бы поменьше, а уважения побольше. Этим господам просто нельзя давать садиться на шею.
– Пал Палыч и Александр Владимирович пришли к тому же мнению, – подтвердил Великий князь, – и именно потому они посоветовали сестре говорить с британцами и французами в таком решительном тоне. Но ключом к позиции на Балканах они оба считают не Сербию, которая и так вся наша с потрохами, а Болгарию…
– Ну, это и ежу понятно, – пожал плечами Слон, теряя интерес к разговору, – если Болгария будет на нашей стороне, то австрийцам ничего не светит, в лоб им сербов не взять. К тому же без болгар не получится как следует отодрать турок, чтобы отбить им охоту воевать с Россией еще лет так на сто или на двести. Но это я, насколько понимаю, только мечты. В решающий момент болгарский князь, по крови и духу чистокровный немецкий католик, уведет свою страну на сторону любезной ему Австрии – и тогда все покатится по старым рельсам. Сербия получит удар в тыл, а болгарские солдаты на Салоникском фронте будут опять воевать против сербов, русских и французов…
– Так, значит, ты считаешь, что князя Фердинанда необходимо абдиктировать, заменив кем-то более подходящим для наших целей? – спросил Великий князь.
– Вроде того, – сказал полковник Рагуленко, – но только сами с высоких постов такие люди не уходят. Нужен или убойный компромат, чтобы сами болгары выкинули его из своей страны, либо инъекция восьми граммов металла в черепную коробку, после чего папочку с делом «князь Фердинанд» можно отправлять в архив…
– Компромат будет, – кивнул Великий князь, вспомнив не столь давний разговор в Зимнем Дворце, – а вот простых и быстрых решений нам лучше избегать, потому что таким образом можно настроить против себя всю Болгарию. В вашем прошлом один деятель уже застрелил эрцгерцога Франца Фердинанда, и убийство болгарского князя может вызвать не меньший эффект. А нам этого не надо. Больше я тебе на эту тему ничего не скажу, потому что это и в самом деле государственная тайна. Но вот то, что твоим слоняткам придется порезвиться на Балканах еще до начала официальных военных действий, я тебе обещаю.
– Ну дык, ептить, это и так не бином Ньютона! – усмехнулся полковник Рагуленко. – Для того мы их туда и везем. Кого-то оставим среди сербов, кого-то среди болгар, взамен них наберем из местных молодых да дерзких и будем учить их военному делу настоящим образом, как и тому, что значит быть русским братьями, а не попрошайками-братушками, как было прежде. И, может, тогда и будет настоящее славянское братство, а не так, как было в нашем прошлом – игра в одни ворота… И за это непременно нужно выпить.
– Славянское братство обязательно будет, – отозвался Михаил, – и сдается мне, оно и будет моим основным заданием – так сказать, помимо всего прочего…
– А вот это действительно умная мысль, – подтвердил полковник Рагуленко, разливая по последней. – Ибо кто, кроме тебя, уважаемого со всех сторон героя, брата Императрицы Всероссийской и прочая, прочая, прочая, сможет примирить между собой сербов, болгар, хорватов, словенцев и прочих обитателей Балкан, чтобы принести на ту землю долгий, желательно вечный мир? Один умник мне говорил, что у нас, славян, есть такая особенность, что, скандаля с ближайшей родней, мы готовы принять в качестве судьи любого постороннего, лишь бы он судил честно и беспристрастно. Так что у тебя все получится. Но если бы не твое сватовство к Елене Прекрасной, то ничего бы этого не было. Так что счастливой тебе семейной жизни, товарищ Великий князь, и множества детишек. Давай мы за это сейчас и выпьем. Виват!
– Виват! – подтвердил Великий князь, опрокидывая в себя рюмку. – За хорошее дело и в самом деле выпить не грех. Но только все сказанное сегодня должно остаться между нами.
– Разумеется, – сказал его собеседник, вставая из-за стола, – я нем как могила, ты ж меня знаешь… Просто мне необходимо знать, в какую сторону ориентировать своих слоняток: кто им враг, а кто друг, и все такое…
8 мая 1907 года, 12:05. Германская империя, Берлин, Королевский (городской) дворец.
Присутствуют:
Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн;
Рейхсканцлер – Бернгард фон Бюлов;
Министр иностранных дел – Генрих фон Чиршки;
Германский посол в Санкт-Петербурге – Вильгельм фон Шён;
Начальник Генштаба – генерал-полковник Хельмут фон Мольтке (младший)
Статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц.