Было хорошо заметно, что апологет крейсерской войны загорелся определенной идеей и теперь ищет для нее подтверждений.
– Во-первых, Степан Осипович, – сказал Карпенко, – линейный крейсер с восьмидюймовым главным калибром, построенный по схеме «Гангута», имел бы водоизмещение не большее, чем реальный «Рюрик» или «Громобой». Во-вторых – разнесенное бронирование главного пояса по схеме «два полюс пять», кроме выстрелов в упор, могло бы обеспечить защиту до двенадцати дюймов включительно, так что стучаться в нее восьмидюймовыми, а тем более шестидюймовыми снарядами было бы бесполезно. Ведь главная проблема кораблей предыдущих поколений состоит не в том, что у них недостаточно орудий главного калибра, а в том, что они переобременены шестидюймовыми орудиями, слишком маломощными в сражении с кораблями равного класса и слишком тяжелыми и неповоротливыми в отражении атак миноносцев. Таким образом, пара таких «сверхрюриков» имела бы над четырьмя асамоподобными небольшой перевес в количестве восьмидюймовых стволов и значительно превосходила бы их в боевой устойчивости. На русских кораблях после боя пришлось бы менять плиты внешнего бронепояса, а японские лежали бы на дне там, где их застигла гибель. Мы уже вам неоднократно говорили, что ваша идея безбронного корабля сильно опередила свое время и станет оправданной только с появлением управляемых и самонаводящихся противокорабельных ракет, способных пробить броню любой разумной толщины. А пока все корабли должны проектироваться исходя из классической формулы гармонизации брони, скорости, огневой мощи и маневра. Помогали вам проектировать «Гангуты», мы ориентировались на линкоры, построенные совсем для другой войны. Линейный бой – редкость, хотя предусмотреть его не будет лишним, да и совместно действовать корабли могут не только в линии, но и фронтом, а также строем уступа. К тому же недалеко то время, когда небеса заполонят стаи боевых аэропланов. Именно поэтому башни противоминной артиллерии имеют такое расположение и углы возвышения в восемьдесят пять градусов, необходимые для ведения зенитного огня, а на палубе и в подпалубном пространстве оставлены пустые места для установки малокалиберных многоствольных автоматов. Это называется «резерв для модернизации», и корабль, который его имеет, продолжит службу, несмотря на внесение изменений в конструкцию, а тот, у которого такого резерва нет, отправляется на иголки, не выслужив даже половины срока до полного износа.
Адмирал Макаров посмотрел вперед, туда, где зауженный полубак «Гангута» резал серо-голубую воду Финского залива, потом оглянулся вправо и назад, где в пяти кабельтовах рассекал море своим форштевнем такой же грозно ощетинившийся стволами орудий «Петропавловск». Несмотря на то, что эти корабли строились на Санкт-Петербургских верфях, и главком русского флота наблюдал их рождение с того момента, когда на стапель были уложены первые детали наборного киля, они означали наступление эпохи перемен, после которой уже ничто не будет таким как раньше.
– Да уж, Сергей Сергеевич… – вздохнул Макаров, – страшные наступают времена. С другой стороны, не могу не признать вашей правоты. Адмирал Ушаков тоже ведь не признавал авторитетов, частенько нарушал линию, прорезал вражеский строй, обрушивал удар превосходящих сил на флагмана врага, и при этом неизменно побеждал. Академик Крылов, при вашей непосредственной помощи, создал корабли, которые будут превосходным инструментом в маневренной, крайне злой войне на море, когда от адмирала потребуется мгновенная реакция на изменение обстановки и любое промедление окажется подобным смерти. Но это уже без меня, стар я для подобных переживаний. Пусть этим занимаются молодые, дерзкие и сильные, вроде господина фон Эссена. А я пас. На пенсию пора, в деревню, в глушь, в Саратов.
– Но пенсия тоже наступит далеко не сразу, Степан Осипович, – твердо произнесла императрица. – Как любит говорить мой супруг, покой нам только снится. Даже не командуя эскадрами и флотами, вы все равно способны принести Отечеству немалую пользу.
Сделав небольшую паузу и внимательно осмотрев прославленного адмирала, Ольга продолжила:
– Мы думаем, что вам стоит доверить руководство создаваемой по нашему поручению организацией «Севморпуть», перед которой ставится задача налаживания прямого пароходного сообщения за одну навигацию из Баренцева в Берингово море и обратно. Именно на вас ляжет проектирование и постройка ледоколов и специальных транспортных кораблей, а также организация их движения… Но это случится несколько позже, а пока вы – наш главком флота, которому вменяется в полном объеме исполнять свои обязанности.
– Как вам будет угодно, государыня, – склонил Макаров свою седую голову, – с тех пор как вы взошли на трон, флот не видел от вас ничего кроме добра, а потому каждый наш офицер или адмирал – ваш преданный сторонник и покорный слуга. Вы вразумили упрямых, обуздали алчных, воодушевили преданных, дали нам, военным морякам, возможность с гордостью смотреть в будущее, а потому вы приказывайте, а мы будем повиноваться.
– Вон там, – императрица махнула рукой в сторону приближающегося «Дредноута», – на этом плавучем недоразумении, как правильно сказал Николай Оттович, к нам приближается мой дядюшка Берти, его верный клеврет адмирал Фишер и хитрый как лис сэр Эдуард Грей. Прослеживается в последнее время в британской политике что-то такое скользкое. Мол, это не я и лошадь не моя, а все предыдущие пакости – это дело рук прошлого кабинета, за который мы не отвечаем… И ведь понимаешь, что следующий кабинет с точно такой же необычайной легкостью откажется отвечать по делам нынешних министров, а уж если к тому времени помрет дядюшка Берти и на престол взойдет кузен Георг – то тогда, даже имея кучу подписанных обязывающих бумаг, вы и днем с огнем не сыщете никаких концов. Но ничего не поделать. Дядя Вилли – кадр еще хуже, и неприкрытое желание господства – сначала в Европе, а потом и во всем мире – так и написано у него на лице. После личной встречи с ним у меня сразу возникло желание пойти и помыться. Эти его шуточки – сальные, как пейсы старого еврея, и еще более сальные взгляды, воинственно закрученные усы и демонстрация собственного превосходства, которая призвана замаскировать комплекс маленького человека… Сашка однажды даже признался, что в тот раз у него появилось дикое желание по простонародному дать дядюшке Вилли в морду, чтобы привести в общечеловеческое чувство. И если бы тот посмел прикоснуться ко мне хотя бы мизинцем, это намерение непременно бы осуществилось…
– Было такое дело, – подтвердил Новиков, – но, слава Богу, бить германского кайзера мне не пришлось. Хватило и одного взгляда, поймав который, Вильгельм Фридрихович сразу спрятал свои ручонки за спину и мигом сделался образцовым паинькой. Но ненавидит он меня после всего этого наверняка – причем во всю мощь своего сумрачного тевтонского гения.
– Но ты же понимаешь, Сашка, – сказала Ольга, – что дядюшка Вилли вожделел не меня – точнее, не только меня, а всю нашу Россию-матушку, которую я в тот момент собою олицетворяла. А ты олицетворял всю нашу армию, которая бережет Россию от вражеских поползновений – и, кажется, он это понял. Но все равно, поскольку я не хочу втягивать свою страну в затяжную бойню, для противовеса Германии нам пока нужно дружить с англичанами, несмотря на всю их ненадежность. А потому, Степан Осипович, распорядитесь приготовиться поприветствовать моего дядюшку Берти холостыми выстрелами из противоминных орудий и вывесить флаги, которые бы означали, что русская императрица приветствует короля Великобритании. Но делайте это не ранее, чем англичане отсалютуют нашему флагу. Сделать иначе будет оскорблением Нам, нанесенным в Наших собственных водах.
21 апреля 1907 года, 10:05. Санкт-Петербург, Зимний Дворец, кабинет Канцлера Российской Империи.
На следующий день после прибытия в Санкт-Петербург и произнесения множества речей о дружбе, сотрудничестве и родственных чувствах британской и российской правящих семей главные действующие лица собрались на закрытое совещание. Встречали гостей Императрица Всероссийская Ольга Первая, канцлер Одинцов, князь-консорт Новиков, Великий князь Михаил и адмирал Карпенко; с британской стороны на переговоры прибыли король Эдуард, адмирал Фишер, сэр Эдуард Грей и, как это ни странно, принцесса Виктория. На ее присутствии лично настояла императрица Ольга. Мол, иначе нельзя.
К моменту прибытия гостей в кабинете была создана обычная в таких случаях мизансцена. Все было просто и по-деловому. К рабочему столу канцлера был придвинут длинный стол для переговоров, крытый зеленым сукном, вдоль которого стояли тяжелые орленые стулья для членов делегаций; и еще один стул (точнее, массивное кресло) стоял в торце стола для переговоров. Это посадочное место повышенной почетности предназначалось для короля Эдуарда. Императрицу Ольгу, как она ни сопротивлялась, усадили на канцлерское место. Когда напротив сидит ее дядюшка-король, по-иному просто неприлично. По правую руку от императрицы сидела российская делегация, по левую руку – британская. Для короля Эдуарда, соответственно, наоборот.
Когда гости и хозяева рассаживались по своим местам, сэр Эдурд Грей спросил у канцлера Одинцова, почему тут отсутствует его коллега, господин Дурново.
– Здесь только те, кто имеет право участвовать в принятии решений, – ответил тот, – а господин Дурново – пусть и высокопоставленный, но всего лишь исполнитель. Если мы с вами договоримся, то он получит инструкцию, какие именно бумаги и на каких условиях вы с ним подпишете, так сказать, в официальном порядке. Если бы мы строили союз с Германией против Великобритании и Франции, то могли бы доверять этому господину значительно больше…
– Но почему же этот господин продолжает пребывать на своем посту? – с недоумением спросил британский министр иностранных дел.
– А потому, что господин Дурново патриот России и хороший специалист, пусть даже с германофильскими убеждениями, – не повышая голоса, ответил Одинцов. – Информацию, которая станет ему известна по долгу службы, он в германское посольство не потащит. И в то же время вы с французами, готовя себе агентуру влияния, перестарались в такой степени, что любой англофранкофил, будучи назначенным на любой высокий пост, станет преследовать на нем не интересы Российской Империи, а интересы любезной ему Англии или Франции. И наши секреты рекой потекут в соответствующих направлениях. Мы, знаете ли, хотим вступить с вами в равноправный союз, а не отдаться в руки опытного развратника для последующего добровольного изнасилования.
Услышав эти слова, британский король хрюкнул, подавившись смехом, а Ольга строго заметила:
– Не смейтесь, дядюшка. Конечно, каждое государство имеет право преследовать свои национальные интересы, но Британия выделяется из этого ряда тем, что игнорирует при этом все прочие державы – как противные, так и союзные. Ограбить вчерашнего союзника для вас даже более этично, чем побежденного врага, ведь тогда с ним не потребуется делиться добычей. Как там говорил Талейран: «Вовремя предать – это значит предвидеть». Так вот, имейте в виду, джентльмены: мы знаем об этой вашей «особенности» и будем учитывать ее в ходе сегодняшних переговоров, и не только. Существенных дивидендов на предательстве вы у нас не заработаете, а большие неприятности мы вам гарантируем.