Так что, эффект бабочки сильно преувеличен фантастами. Но вернёмся к нашим Черчиллям. Тот по-прежнему стоял, ни жив, ни мёртв, и ждал своей участи. Ну, уж в чём, а в храбрости ему не откажешь. Англичанин, от кончика носа до кожаных ботинок. Следовало подумать, что с ним делать дальше.
– Вижу, в чёрные сети попала белая рыба. И на что может рассчитывать чёрный рыбак?
Черчилль молчал.
– Не понял он аллегории или сделал вид, что не понял. Вот и я о том же, – на ломаном английском констатировал я, – рыба, она и в Африке рыба, молчит и всё.
– Прекратите меня оскорблять, – наконец отмер Черчилль, – это не достойно короля, коим вы, несомненно, себя считаете.
– Естественно, считаю, но я же дикарь, негр, да ещё и не признанный король непризнанного государства, а потому, могу делать, что хочу. Хочу, воюю, хочу, в носу ковыряю, хочу… впрочем, это к делу не относится. Собственно, а что вы… тут делаете?
– Я командир первого эскадрона двадцать первого Уланского полка, – терпеливо повторил Черчилль, словно маленькому ребёнку.
– Это я уже слышал, любезный, – отмахнулся я от него, – насколько я знаю, вы военный журналист, блеснул я отрывочными познаниями его биографии.
– Откуда вы знаете, что я был военным журналистом? Сейчас я офицер двадцать первого Уланского полка.
– Да достал ты уже своим двадцать первым, да ещё и Уланским, кавалерист безлошадный, где твоя сабля? Где твой маузер? Где твой полк? Там? – и мой палец уткнулся в пески за его спиной, – валяется в полном составе и гниёт. Что ты тут забыл англичанин, это что, твоя страна? Что вы сюда все лезете, тут мёдом намазано, что ли? Сомневаюсь!
– Я тут хозяин, это моя земля, ну или будет моей, – оговорился я. – Я чёрный король, а стану царём, а если вы не будете мне мешать, то и императором Африки. Но вы, конечно, будете мешать мне. Травить меня, подсылать убийц, насылать полчища «левых» идиотов с Востока, пообещав им мои несметные богатства, рабов и женщин, чёрных и безобразных.
– Но вот, хрен вам! – мой огромный кулак сложился во внушительный кукиш, который я поднёс к его лицу, уставившись прямо в глаза. Мои зрачки соединились с его зрачками и, плеснув полную пригоршню ярости в его глаза, я тут же отстранился и убрал свою руку.
– Ничего у вас не получится! Ты потом поймёшь, почему. Моё правило простое: не верь, не бойся, не проси. А вам я не верю и никогда не поверю. Слова ваши лживы, намерения – обман, а обещания – сплошной туман, висящий над вашей Темзой.
– Ладно, что с тобой разговаривать. Молодой ты ещё. Тебе ещё расти и расти до премьера своей страны. Береги свою шкуру, она тебе ещё пригодится, а мне без надобности, боюсь, я не доживу до этого момента. Ну да ладно. За тебя выкуп хоть будет?
– Будет, но моя семья бедна.
– Неужели? Ты же из дворянской семьи. Из этих, как их, сигаретные герцоги, вроде, как же они там назывались. А… Мальборо! Герцог Мальборо, вот ты кто!
– Я не интересен своим родителям, но, безусловно, они соберут необходимую сумму, а кроме этого, им поможет правительство Британской империи.
– Ну-ну, сколько за тебя назначить выкуп, я в нынешних ценах не разбираюсь. Скажем сотню тысяч фунтов стерлингов?!
– Что? Нет? – заметив по ошарашенному виду Черчилля, что сумма неподъёмна для него. – Тогда десять тысяч?! Опять нет! Экий ты бедный, что теперь, за тебя ломаный фартинг просить?
Черчилль нахмурился и произнёс.