Рас удовлетворённо подумал, что приказ Мамбы он полностью выполнил, и теперь оставалось ждать исхода битвы с генералом Китченером, что было чревато всякими неожиданностями. Рас хотел было идти Мамбе на помощь, чтобы ударом с тыла опрокинуть войско Китченера, но приказ был однозначен: «Захватить все суданские города и перерезать обе железнодорожные ветки и речное сообщение, а также, не теряя времени, строить укрепления на границе с Египтом».

Всё это было сделано, оставалось только ждать, надеяться и верить.

Я стоял на холме, рассматривая в бинокль Омдурман, дрожащий в жарком мареве полупустыни. Вчера ко мне явились парламентёры. Размахивая издали белым флагом, они привлекли к себе внимание, не решаясь приблизиться к моим войскам.

Как только мне доложили об этом, я дал команду, чтобы их пропустили. Парламентерами оказались офицер англичанин и египетский представитель, из Верблюжьего корпуса. Оба с интересом и опаской рассматривали меня, мою одежду и знаменитое копьё, которое я держал в левой руке.

Разговор начал англичанин.

– Генерал Китченер прислал нас, чтобы обсудить почётную сдачу и гарантии, что вы нас пропустите в Египет.

Я презрительно молчал, в свою очередь, рассматривая вошедших, наконец, после затянувшейся паузы, ответил им.

– Славно! Не прошло и недели, как генерал Китченер понял, что оказался в ловушке, в смердящем трупами городе, без подкреплений и запасов. И какие условия своей капитуляции он намерен мне предложить?

Оба парламентёра невольно переглянулись и, перекинувшись вполголоса парой слов, протянули мне бумагу, в котором оказалось послание генерала Горацио Китченера.

«Иоанну Тёмному, королю обширных территорий, неподвластных Британской короне.

Я, генерал Горацио Герберт Китченер, командир экспедиционного корпуса ЕЁ Величества войск, вместе с союзными Британской Империи войсками, намерен предложить свою капитуляцию, с правом свободного прохода через земли Судана, в Египет. В связи с чем, обязуюсь не предпринимать никаких агрессивных действий, по отношению как к войскам Иоанна Тёмного, так и к местным жителям. Кроме того, в знак своего поражения и доброй воли, оставляю всё своё тяжёлое вооружение, включая и пулемёты. Также, желая спасти жизни подчинённых мне солдат, препоручаю вам все наличные средства своей кассы, а также, оставляю все найденные здесь ценности, в качестве уплаты за причинённый ущерб.

8 ноября 1898 года. Барон, рыцарь-командор орденов Бани, Святого Михаила и святого Георгия, генерал-майор войск Британской империи, Горацио Герберт Китченер».

Закончив читать написанное каллиграфическим почерком письмо, из-за чего трудно было сразу разобраться во всех этих завитушках и украшательствах, да ещё с моим плохим английским, я сказал.

– Передайте ээээ… А! Генерал-майору Китченеру, а также всем его войскам, что я… капитуляцию приму только у безоружных, или у трупов, все остальные предложения мне неинтересны. Срок вам три дня, чтобы решиться на это. Дальше пойдут мои похоронные команды.

– Почему похоронные, а не штурмовые? – не выдержал английский офицер.

– Потому что, вы и так сдохнете…

Ничего более не сказав, я дал знак, чтобы их увели прочь, а сам погрузился в свои мысли. Из пятнадцати планеров, участвовавших в атаке на канонерские лодки, осталось всего семь, остальные разбились в хлам, да и эти планеры были в плохом состоянии, и их надо было ремонтировать. А часть – пустить на запчасти.

Из двадцати пилотов в живых осталось ещё меньше. Пятёрка, которые не участвовали в атаке, и пятеро из тех, которые участвовали. Десять человек на пять отремонтированных планеров, однако, совпадение.

Был среди выживших и Миг, его же я решил назначить командиром пилотов и подарил ему небольшой револьвер, за его выдающееся мастерство, а потом отпустил тренироваться и ремонтировать свои планеры.

Генерал Китченер только на третьи сутки после сражения смог подсчитать свои потери, а также, определиться с размещением раненых, большинство из которых, к этому времени, были в очень тяжёлом состоянии, а многие умерли.