— Вот так встреча, — Шадир смерил меня взглядом. — Система ориентации сдохла. Скачет, точно дрессированная лошадка по арене.

— Мы тоже вас не видели, — признал я.

— И что, ты готов признать меня командиром? — спросил трибун. — Или ты сам по себе? Чем ты вообще занят?

— Спасаю собственного ребенка! — в этот момент Обруч, спрятанный в рюкзаке, буквально жег мне спину, несмотря на несколько слоев толстой ткани и на броню.

Желваки набухли на скулах Шадира, и я подумал, что зря брякнул это.

— То есть ты мятежник, — протянул он. — Понятно… Приказы мои значит в задницу?

Я пожал плечами:

— Приказы предателя?

Трибун отшатнулся, словно его ударили.

— Да ты, сам… ты… — запыхтел он, и пальцы на висящем на груде автомате напряглись.

— Что «я»? — от усталости, головной боли и тошноты, терзавших меня после сотрясения, меня понесло, я ощутил странную легкость, которая бывает, когда наконец даешь волю собственному гневу и выпускаешь из себя то, что давно хотел сказать, но сдерживался. — Думаешь, ты убил одного ребенка? Там, дома, да. А здесь ты убил их десятки, сотни.

Удивительно, но даже в этом состоянии я ухитрялся не орать, я не хотел, чтобы нас слышали бойцы, и мои, и шадировы.

Глаза трибуна выпучились, он раздул ноздри, из горла его вырвалось глухое ворчание. Бледное шавванское лицо стало не красным, как у человека, а скорее посерело, и оспинки выступили более явно, стали видны чешуйки, обычно практически незаметные.

— Ты подставлял своих же! — продолжил я. — И они умирали! Бойцы, десятники, все! Дети же их оставались сиротами, без отцов и матерей! Сколько из них умерло после этого?

Шадир открыл рот, но сказать ничего не смог, горло у него по всей видимости перехватило. Лицо его исказилось так, что я подумал — ну все, прямо сейчас пристрелит меня, уложит на месте.

Но в этот момент раскатистая очередь донеслась у меня из-за спины, оттуда, где догоняли нас бриан.

— Ты… ах ты, падаль… — прохрипел трибун. — Да я тебя… что там у вас?

— Аборигены гонят нас всю ночь, а мы тащим раненых, дело такое. Идем к порталу. Есть один на юге, вроде работает.

Он шумно выдохнул, сплюнул в сторону, и слюна, показалось мне, зашипела, шлепнувшись на шляпку гриба.

— Я что-то не так сказал? — я смотрел на Шадира без гнева, страха или презрения. — Расстреляешь меня?