— И поэтому ты решил пойти и погибнуть?

— Я просто выполнял свой долг. До конца.

— Дурак… — совсем расплакавшись, прошептала она.

— Тебе-то чего?

— Не понимаешь?

— Нет, — ответил Петр продолжая смотреть на Изабеллу каким-то неверящим взглядом. — Тебе было бы проще, если бы я умер. Дама ты видная. Уделила бы внимание какому-нибудь полковнику или капитану…

— Замолчи! — неожиданно резко и жестко произнесла она.

— Не нравится? Так я не в обиду. Я же честно. Просто положила бы мне подушку на лицо. И все. Тихо бы преставился. А утром поплакала перед людьми…

— Я написала отцу.

— Что?

— Я написала своему отцу, что ты сделал мне предложение. И я приняла его.

— Ты дура? — с жалостью в голосе спросил Петр. — Твоя шляхетская сущность презирает мое крестьянское происхождение, а польская кровь ненавидит мою русскую. Как ты жить будешь с этим? Как МЫ жить будем с этим? Как… — попытался сказать он еще что-то, чтобы уязвить ее, но она накрыла его рот своей ладонью.

— Помолчи.

— Ма-ме-му? — промычал Петр, удивленно выгнув брови.

— Потому, дурачок, — усмехнулась она и чуть завалив голову на бок, посмотрела на него с удивительно ласковой улыбкой.

— Поясни. Я тебя не понимаю, — все равно не унимался Петр, когда она, чуть помедлив, убрала руку с его рта. Он просто не понимал, что произошло, почему эта женщина ТАК переменилась.

— Ты говоришь, что ты крестьянин. Но это чушь и вздор! Крестьяне робеют перед врагом и спину гнут или по лесам прячутся. Молчи! Я уже через пару часов после того боя все знала. Твои мне все рассказали. В крестьянине нет того чувства чести, какое заставляет с гордо поднятой головой идти на смерть. Ты не -- крестьянин. Неотесанный болван – да, но не крестьянин… уже не крестьянин.

— Допустим, — чуть помедлив, произнес Петр. — А что делать с русской кровью?

— Ничего, — пожав плечами, сказала она. — Придется как-то смириться. Как и тебе с моей польской.

— Ты так в этом уверена?