Коля зло прищурился:

– Интересный у нас с тобой расклад получается. То, что интересно тебе, интересно и нам, а то, что мне, – тебе неинтересно. Так, что ли?

Оля сморщила носик:

– Если ты соизволишь мне сказать, что тебе интересно, то, наверное, я смогу тебе ответить.

Коля открыл рот, подумал и закрыл его. Сам себе он признался: странное дело, а ведь действительно, особо-то и ответить нечего. Все детские увлечения остались в прошлом, послевоенная жизнь постепенно, но неуклонно улучшается, и уже нет нужды умирать по сто раз на дню, чтобы прокормить семью. Это очень, очень хорошо, зато теперь уже труднее стало подбирать оправдание собственной пустоте. И в самом деле, что же ему действительно интересно?

Колька вдруг с ужасом осознал: все эти метания – просто потому, что Оля неуклонно взрослеет, а он, здоровый лоб, способный, что называется, на одну ладошку ее посадить, а другой прихлопнуть, так и остался… кем? Неужели просто малолетним уркой на условном сроке?

Остаток пути до Олиного дома они проделали в полном молчании.

Уже прощаясь, Николай все-таки справился с собой:

– Да, ты права, а я нет. Пойдем завтра с тобой вместе, я попробую еще раз.

– Коленька, ты себе не представляешь, как я рада, – серьезно призналась Оля. – Это настоящий мужской поступок!

Увы, как это часто бывает, все случилось не так как надо.

…Назавтра, когда Ольга и Николай добрались до тира, занятия уже начались. Однако Герман Иосифович, который обычно не спускал ни малейшей расхлябанности, на этот раз был в таком приподнятом настроении, что и не заметил опоздания.

Махнув рукой – садитесь, мол, не мешайте, – он продолжал воодушевленно демонстрировать секции какую-то удивительную штуку. Пистолет не пистолет, а нечто странноватое, с длинным стволом и какой-то массивной горкой вместо мушки. Он только что разобрал его и собрал, называя по именам детали, любовно, как собственных детей или родственников. Увлекшись, он говорил все быстрее и быстрее, и заикался все заметнее, и вот уже слова превращались в сплошную кипящую кашу. Из нее горячими брызгами вылетали фразы: «просто невероятные возможности!», «не менее двадцати пяти метров!», «…регулировка положения прицельной линии по горизонтали целиком и вертикали мушкой…», «дульный компенсатор плюс грузики для балансировки!», «сто одиннадцать градусов наклон ручки!»

– Он сейчас захлебнется, – шепнул Коля, – собственными слюнями.

Оля толкнула его в бок. Возможно, Вакарчук услышал это замечание, потому что немедленно замедлил поток речи и принялся говорить, своеобычно четко выговаривая слова:

– Ну а самое главное: в качестве боеприпасов применяются длинные патроны пять и шесть миллиметров, кольцевого воспламенения, и это существенно понижает отдачу… позволяет при обучении не заучивать свои ошибки, – он быстро, незаметно для окружающих и заметно для Коли, глянул в его сторону, – воспринятые при выстреле, что при переделках из боевого оружия невозможно в принципе. Обращает на себя внимание и мягкий, отзывчивый спуск…

«Когда же он заткнется уже», – думал Коля, отчаянно скучая. Оля, напротив, ловила каждое слово, и даже пальцы у нее сжимались и разжимались, как бы от предвкушения.

– Смотрите, какие маленькие патроны! – показал Герман Иосифович. В самом деле, крохотульки мизерные.

– Да, не более двух с половиной граммов. Однако – и я сам пробовал – с двадцати метров прошивает доску-сороковку, по документации опасный излет до километра… Великолепная вещь! Ну, я понимаю, что пора заканчивать теоретическую часть. Пожарский, прошу вас.

– А? – проснулся Колька. – Я? Ах да, сейчас.