– Ну, птичка с кубиком. И надпись – «Коля».

– О, умеет-таки читать. А вот думать будем учиться. И смотреть, и, главное, видеть, – Сорокин извлек лупу и сунул ее в руки подчиненного. – Это, ваше высоконедоумие, не птичка, а самый что ни на есть орел. И не кубик – не кубик, а свастика. Клеймо люфтваффе, сокол ты наш.

Акимов, сгорая от стыда, рассматривал мелкое, еле видное клеймо – да, в самом деле, то, что подслеповатая мама Вити назвала птичкой, а он, не подумав, повторил, было именно клеймом, и именно люфтваффе. Что смог разобрать остроглазый, хотя и кривой Сорокин.

– Один пургу прогнал, второй подхватил. Вот так и делают ошибки. Понял?

Сергей молча кивнул.

– Идем дальше. Кто такой Коля?

– Откуда мне-то знать?

– А если подумать?

– Не знаю.

Единственный глаз Сорокина стал чуть ли не белым, и черный зрачок смотрел в упор, как дуло, но голос звучал спокойно и даже вежливо:

– Оперуполномоченный Акимов, приказываю немедленно задействовать то, что у вас находится под фуражкой. Выполнять. О выполнении доложить.

Повисла неловкая, даже грозовая тишина. Акимов, нечеловеческим усилием взяв себя в руки, максимально вежливо ответил:

– Никак нет, не могу знать, кто есть Коля, чье имя обозначено на ложке люфтваффе, обнаруженной на трупе потерпевшего гражданина В. А. Швица.

– Твою ж мать, – совершенно по-человечески, по-свойски вздохнул Николай Николаевич. – Мать, Сережа. Мать Вити сказала, по твоим же словам, что ложечка появилась… когда?

– В сентябре.

– Очень хорошо, – ласково, как слабоумного, похвалил Сорокин. – А чем, друг мой Сереженька, ознаменовался на вверенном вам участке сентябрь этого года? Быстро!

«Чем? Чем? Задержали Ивана за кражу дров, угон велосипеда, мадамочка со своим мадаполамом, салом поделился Остапчук…»

– Дачу ограбили! – не выдержав, гаркнул Сорокин. – Дачу генерал-лейтенанта Сичкина, имя которого… ну?

– Николай, – угрюмо ответил Акимов.

– Фух, – выдохнул Сорокин, – родили, поздравляю. В общем, к гадалке не ходи – его ложка, с ограбления. Ты как, не устал? Есть не хочешь?