– Хорошо, только, пожалуйста, не волнуйтесь. Возьмите себя в руки, – и сам медленно опустил ладони на девчоночьи плечи – покатые, нежные, хрупкие. – Вы все очень остро воспринимаете.
Вроде бы получалось говорить с добродушным пренебрежением:
– Снова ваша голова полна лишних мыслей?
Так, теперь осторожно отстранить от себя это чудо на безопасное расстояние:
– Э‐эй, что с вами?
Чертовка, как хороша. А уж с этим жарким румянцем, вспыхнувшими ушками, прячущая взгляд:
– Что-то случилось? Вас кто-то обидел?
Она вздрогнула, глянула испуганно. Он спросил это ровным, спокойным голосом, но с таким выражением, что у нее все внутри оборвалось, могильной жутью повеяло.
Герман отвел взгляд, помог снять пальтишко, пошел, налил воды из чайника:
– Она, правда, теплая, ну ничего. Садитесь и пейте. Хотите сыру?
«Хочу ли я?» – удивилась по-детски Оля. Сыр… это что-то такое давно забытое, тающее во рту, с остреньким вкусом. Ох, как хотелось бы хотя бы малюсенький кусочек!
«А ну! – осадила она саму себя. – Что мы сюда, шамать пришли? Сыр у него, ишь жирует».
– Рассказывайте.
Он перехватил инициативу, первым задал вопрос – и все с самого начала пошло не по плану. Спокойно, уверенно держался он, а она не могла сыграть простенькую роль, на которую сама же напросилась. На Ольгу накатывала паника:
«Опять переоценила свои силы. Снова вообразила о себе слишком много. Бестолковая! Самонадеянная! Не смотри на него, не смотри, он догадается…»
И ведь понимала, что бояться совершенно нечего, что взрослые – там, за окнами, перемещаются тихо, следя за каждым движением. Но впервые в присутствии этого человека ей было до такой степени жутко, таким ледяным ужасом веяло от него, что слова замерзали на языке!
Надо было разыграть комедию совершенно иного рода и куда быстрее. Сценарий, разработанный с таким знанием психологии и прочего, не работал. И Ольга поняла: пришла пора отойти от договоренностей, отключить порядочность, логику, немедленно изменить тактику. Иначе…
Она решилась. С минуту сидела, низко опустив голову, молча. Считая про себя, чтобы не торопиться, она подняла глаза, чуть приоткрыла рот, и далее все стало складываться как бы само собой: их взгляды встретились, она не издала ни звука, ни сопения, не всхлипнула ни разу, но по щекам заструились такие горькие, такие искренние слезы.
Его как будто ударило током, точно маска спала с каменного лица, оно ожило, исказилось гримасой боли…
Оля, повинуясь наитию, закрыла ладошками глаза, ее хрупкие плечики содрогались.