«Мне осталось совсем недолго, – спокойно думала Оля. – Вот сейчас мы дойдем до конца коридора… повернем на лестницу, пройдем мимо столовой… спустимся по ступенькам в тир. А что потом? Потом конец. Конец».

В этот момент как раз кончился коридор, Герман повернул на лестницу и больно дернул руку.

– Мамочка, – не выдержала Ольга.

– Не нойте, – кратко бросил он, морщась, – сами виноваты.

Спустились, прошли мимо столовой. Тишина стояла до такой степени мертвая, что, казалось, было слышно, как шуршат лапками ночные тараканы. Вот лестница вниз, в бомбоубежище, переделанное под тир.

«Двадцать одна ступенька, – вспомнила Оля, – двадцать один шаг, а потом все. А ведь мне казалось, что я буду жить долго-предолго: и двадцать, и сорок, и сто лет…»

Герман, наконец отпустив ее, отставил чемоданчик в сторону, своим ключом отпер висячий замок, открыл дверь, втолкнул в черную пустоту, протянул руку, нашаривая выключатель.

Вспыхнул свет под потолком.

Оля по инерции сделала несколько шагов, не оборачиваясь.

И услышала за спиной:

– Руки вверх, падла.

Сердце сначала упало в пятки, потом замерло, потом запрыгало от радости. Она обернулась и скорее прошептала, чем крикнула:

– Коля!..

– Оля, в сторону и ко мне, – приказал Николай, с трудом передвигая ноги, отлепляясь от стены. В руках – тот самый удивительный «надевающийся» спортивный пистолет.

– А ты стой где стоишь.

Ольга по большой дуге обогнула физрука, который стоял, подняв руки вверх, спиной ко входу, спокойно, не шевелясь и не пытаясь обернуться. Лишь вежливо осведомился:

– Руки не трясутся, Пожарский?

– Нет, Герман Иосифович, или как тебя там, – заверил Колька, – я ж не по-правильному, двумя руками держу. Но ты не волнуйся, по такой большой сволочи я не промахнусь.

– Ты как сейф вскрыл, паршивец? – дружелюбно спросил Герман.

– Никак. Ключи запасные стырил у директора.