– Не знаю, Понеке. Не могу этого понять, потому что, если бы у меня были средства на путешествия, я бы окунулся в новые миры настолько, насколько смог бы. Я бы, наверное, «взял с собой одеяло», как говорят, если вы понимаете, что я имею в виду. Но я не тот англичанин, у которого стоит об этом спрашивать.

– Возможно, я тот новозеландец, которому стоит поразмыслить над этим вопросом. Думаю, я пытался здесь «сойти за своего», как вы говорите, но я не понимаю, смотрю ли я на все – на самом деле – так, как мне следует. Какие-то вещи я вижу широко раскрытыми глазами ребенка из Новой Зеландии, а другие – глазами умудренного старца, но чаще всего – глазами беспечного, ничем не обремененного молодого человека, которым я и являюсь. Однако в то же время меня ценят за мою непохожесть и просят подчеркнуть ее. Вот взгляните на меня в моем туземном наряде. На родине я так не одеваюсь. На самом деле возможно, что моя необычность – это единственное, что во мне есть ценного. По крайней мере, единственное, что спасает меня от насмешек, – в то же самое время, когда делает меня беззащитным перед ними.

– Боже мой. Да нет же. И не думайте так.

– Я не лью слезы по этому поводу, сэр. Люди добры. На самом деле очень добры, даже когда они видят во мне объект развлечения. Я видел, как живут в этом городе те, у кого ничего нет. У меня есть кое-что ценное, кое-что для обмена. He utu. У меня это есть.

– Понимаю. Все так.

– Но я не знаю, достаточно ли этого. Не знаю, правильно ли это. Должен ли человек цениться лишь за свою кожу? За случайность своего рождения?

– За истории, которые он рассказывает?

– Да, истории имеют ценность. Но люди приходят не за этим. Они приходят поглазеть, и у них уже есть придуманная заранее собственная история, которую они примеряют к моему образу в своих глазах, и меня редко вызывают на разговор.

– Нет. Так ничего не выйдет.

– Если только не говорить по сценарию, как наши маленькие друзья.

– А, веселые карлики.

– В повседневной жизни за пределами Павильона я стараюсь стать одним из вас. Но, разумеется, не могу. Самое великолепное представление в мире не позволило бы мне этого, потому что кожа сразу меня выдает, и волосы слишком непокорны. Как и Эрни с Эсме, я могу быть только тем, кого видят другие, иметь лишь ту личину, которую мне приписывают.

Бедный мистер Антробус был явно встревожен мрачным направлением нашего разговора.

– Не расстраивайтесь из-за моих высказываний, – сказал я. – Для меня это исключительно философский вопрос. Может ли человек избежать судьбы, продиктованной ему обстоятельствами, внешним видом или предрассудками его собратьев, вне зависимости от того, насколько просвещенными они себя считают?

– Да уж, Понеке. Мой дорогой мальчик, вы нечто совершенно особенное. Совершенно неожиданное.

– Приношу извинения. Я сказал слишком много. – Я наговорил такого, о чем даже не знал, что задумывался. – Пожалуйста, давайте сменим тему.

– Юноша, стать свидетелем подобных размышлений – большая честь. Хотя я согласен, вероятно, нам будет лучше возобновить этот преинтереснейший дискурс в другое время. Дайте мне немного над ним поразмыслить. Ведь этот вопрос адресован к тому времени, в котором мы живем, не так ли? Осмелюсь утверждать, что никто не должен недооценивать такого человека, как вы, несмотря на вашу молодость и темную кожу. И не важно, насколько чудные у вас волосы! – Мистер Антробус усмехнулся. – Идемте, познакомимся с сэром Уильямом – ваши волосы просто ничто рядом с его пламенно-рыжей кучерявой шевелюрой.

В дальнейшем мы проводили время, обмениваясь любезностями. Утолять жажду предлагалось вином, портвейном и ромовым пуншем, а еда подавалась крошечными кусочками, которые, как я понимаю, было легче поглощать во время разговора и стоя на ногах, однако среди гостей совсем не было дам, кроме тех, кто нам прислуживал. Художник снова оказался рядом со мной и велел мне обратить внимание на собравшихся в зале знаменитых джентльменов, которыми он очень восхищался. Среди них был доктор Диффенбах[63], чья работа в Новой Зеландии вдохновила моего благодетеля на его путешествие.

– Джеймс, подумать только – нас привела сюда моя работа в Новой Зеландии!

Художник потянул меня за собой по направлению к доктору, но этикет требовал дождаться, пока его представят. К счастью, мистер Антробус держался поблизости и увидел нашу нужду. После взаимных представлений великий натуралист с любопытством оглядел меня.