– Я очень на это надеюсь. Мне бы хотелось им нравиться, потому что они нравятся мне.

– Еще бы. Тебе стоит об этом подумать. Я хотел поговорить с тобой с твоей первой недели в Павильоне, с того вечера, когда ты пошел гулять со своим новым другом.

Ага. Вот оно что.

– Джеймс, будь осторожен. Ты не знаешь, какие люди разгуливают по этому городу.

– Конечно же, вы правы. Просто дело в том… Вы просто не знаете Билли Нептуна.

– Да. Понимаешь, в этом и есть вся загвоздка. Мы можем защитить тебя лишь благодаря нашим связям. Как мы можем сказать тебе, что это за человек этот мистер Нептун? Раньше ты говорил, что его зовут мистер Смит.

– Я понимаю ваше беспокойство, но считаю его настоящим другом. Не думаю, чтобы он причинил мне вред или предал меня.

– Все может быть, Понеке. Даже если и так, это общение само по себе уже может нанести ущерб выставке.

Мы кружили по парку в быстром темпе, а не в мечтательной прогулке, с которой я обычно начинал свои дни.

– А, вот что вас на самом деле беспокоит. – Я не смог удержаться: сначала он нарушил мое уединение, а теперь пытался отвадить меня от моих друзей.

– Будет лучше, если ты не станешь говорить в таком тоне. У меня много забот, и выставка – лишь одна из них. Другая – моя сестра, репутация которой не должна пострадать от контакта с таким сомнительным персонажем.

– Понятно. – Значит, Билли мог заплатить шиллинг за посещение выставки, таращиться на меня с открытым ртом и тыкать в меня пальцами, как это делали другие, но не мог заводить со мной искренних бесед или предлагать мне свою дружбу.

– Джеймс, у тебя могут быть друзья, но пойми: они не должны иметь отношения к твоей работе со мной и к твоему пребыванию в доме моего отца. Не приводи их к нам домой или в наш квартал. И будь бдителен. Они могут оказаться не теми, за кого себя выдают, – по ночам на улицах опасно.

– Хорошо. Благодарю вас. Я понимаю ваши опасения. – Это было все, на что я оказался способен, дабы сохранить учтивость, и меня удивила сила моих чувств. Я бы не отказался от Билли. Не ради Художника или выставки, даже не ради милой мисс Ангус и щедрого мистера Ангуса. Я был знаком с Билли всего несколько недель, и он уже так много для меня значил. Мне следовало тогда предвидеть, что ждет нас в будущем.

Мы с Художником вернулись домой молча. По возвращении, если возникала такая необходимость, мы разговаривали друг с другом со всей сердечностью, зная, что в считаные часы нам предстоит отправиться в Павильон.

Теперь все внимание Художника было сосредоточено на его работе, и у него не было времени выполнять свои предыдущие обещания способствовать моему дальнейшему образованию, хотя я самостоятельно пользовался возможностью читать книги из его отцовской библиотеки или получал то образование, которое предлагал мне город в своих зданиях и магазинах. Благодаря хорошим отзывам и доходу от своего новозеландского предприятия, Художник теперь планировал экспедицию в южные районы Африки, по землям, которые, как и моя собственная, все еще были относительно мало изучены. А перед экспедицией должен был состояться выставочный тур по другим городам Англии. Похоже, каждый из нас все больше обрастал собственными заботами. Я настолько часто слышал, как Художник рассказывал о своей работе, что его речи больше меня не впечатляли, и мне хотелось чего-то большего. Однако мне не удавалось обнаружить никакой более глубокой связи с его интересами. Он взял от моей земли то, что хотел, и теперь стремился сделать то же самое в других землях: как только его книга будет продана, между нами все будет кончено. Когда я почувствовал, что интерес Художника ко мне угасает, мой собственный последовал его примеру. Я даже начал сомневаться в своих суждениях о нем, потому что они уже не захватывали моего внимания, и мне было непонятно, как им это когда-то удавалось. Поэтому, когда Художник попросил меня сопровождать его в том небольшом туре, я с извинениями отказался под предлогом, что мне нужно еще много сделать в Лондоне, чтобы закончить обучение. Неужели я настолько перерос того наивного мальчика, который покинул Новую Зеландию несколько месяцев тому назад?

Наш сезон в Египетском павильоне уже перевалил за середину, когда однажды со мной заговорил мужчина в дорогом, но покрытом пятнами от еды костюме.

– Эта выставка оказалась для меня крайне поучительной, – сказал он после несколько бурного знакомства, во время которого пожал мою левую руку своей правой и попытался сделать hongi (это стало моим привычным способом привлекать толпу), попутно стукнувшись со мной лбом и подбородком, прежде чем соединить свой нос с моим. – Да уж, эти далекие южные континенты и острова покрыты для нас мраком тайны, но ваше присутствие говорит об обратном. Я рад обнаружить, что вы, как и любой другой туземец из дальних стран, которого мне доводилось видеть или знать лично, в конце концов оказались всего лишь человеком.

Я не знал, как отнестись к этому комментарию.

– Нет. Понимаете, я хотел сказать… ну да. В вас нет вообще ничего необычного.