— Че такое? — спрашиваю я у Симоновой.

Вместо ответа она отходит в сторону. Какая-то смешинка поднимается внутри, потому что на портретах у меня и «Трех Ко» обновление: проткнутые глаза. Валентин с досадой пытается содрать фото. Коваль ржет. Олеся подрисовывает своей ослеплённой копии усы и цилиндр.

Я не сразу понимаю, откуда эта жуть взялась, и только растерянно хмыкаю. А в следующую секунду делается не до смеха — едва в голове возникает вчерашний день.

Тени оконных рам скользят по хромированным столикам, по высоким стульям. За окном пенятся волны у набережной, и чайки патрулями бродят туда-сюда.

Со мной те же «Три Ко». Валентин уплетает бургер, Олеся читает нечто под названием «Горничная Усуи Такуми». Коваль цепляет на пальцы печеньки с узором из маленьких восьмерок — как средневековый король, который надевает кольца перед приёмом иностранного посольства.

Ох, простите, вы же не в курсе, где мы. В «Повешении, потрошении и четвертовании», что посреди Советской набережной. Да-да, преклоните колени: бургерный апокалипсис захватил планету и добрался до нашего Северо-Сранска. И да, я хочу, чтобы котлета лежала между двумя батонами хлеба, проткнутыми шпажкой, а на стулья приходилось забираться, как на стремянку. По меркам северо-стрелецких рюмочных, где царят одни мухи и алкаши, ППЧ место отличное. Дорогое, конечно, но зато социально — или как там называется? — ориентированное. По первому впечатлению, здесь работают пенсионеры, инвалиды и прочие убогие. Валентин обещал нас угостить здесь чем-то редкостным, и оказался прав: бургер улетает с языка прямо в рай.

Теперь извините: я подавлюсь «Chicken Tsar» (рубленая котлета из куриного филе, маринованные огурчики, хрусткие как французская булка; карамелизированный бекон, соус горчичный, лук красный), ибо в дальнем углу залы — Диана. Она понуро собирает осколки зеленых стаканов, предсмертный грохот которых и привлек мое внимание. Не знаю, что больше поражает: Диана или лососевый оттенок ее формы.

— Гы, зырьте! — показывает на Диану Коваль, пока в я в приступе кашля долблю себя по груди.

— Что там? — Валентин тоже поворачивается. — Да ладно? Наша шиза тут работает?

Олеся на секунду поднимает глаза от будней японской горничной, перекладывает жвачку на другую сторону рта и с легкой улыбкой замечает:

— Скорее, воюет.

— Зачем обзываешься? — спрашиваю я Валентина, когда наконец отправляю куриное филе в нужное горло.

Он прищуривается.

— Сын мой, лунатизм начинается на ранних стадиях шизофрении.

— Ты психолог?

— Я любознателен.

— Блеск! — я хлопаю кончиками пальцев и вытираю с подбородка остатки «царского» бургера. — Давайте поаплодируем Валентину и пойдём.

Все же странно: Диана-официантка в кафе. Неужели у Вероники Игоревны столь тяжко с деньгами?

Да, и как Диана обсуждает заказы, мм, без слов?

Жестами?