— Так вы поморы?
— По морю-то ходим. Стало быть, поморы.
— Логично, — согласился Егор. — А кто такой Полунощник, ты знаешь?
— Ветер, что на север-то и закат дует. Под него из бухты выходить-то зело удобно, и в море отправляться. А ты отчего-то спрашиваешь?
— Да купец ваш, Трескач, сказывал, будто тот ему откликнулся. А я все не мог понять, кто это такой?
— Тс-с-с! — прижал палец к губам паренек. — Про то вслух-то не сказывай. Погоду спугнешь!
— Да? — вскинул брови Егор.
— Люди сказывают, род Трескача колдунам-то лопарским души баб своих продал в обмен на дощечку-то ветряную, — громко прошептал Клим. — С тех пор когда они в море ветер-то зовут, Шелонник там, Обедник, Побережник, али еще какой, те откликаются и на помощь приходят. А бабы у них в роду-то все злющие. Оно и понятно, коли-то бездушными растут. Их токмо ради приданого рыбаки замуж и берут. Иначе все до единой-то в девках бы ходили!
— Так у вас что, каждый ветер имя свое имеет? — атаман остановился возле саней с порозами.
— А как же! Мы к ним со всем-то уважением. Но токмо зазря вслух лучше-то не поминать. Услышат — придут все вместе, буря-то случится. Буянить до тех пор станут, пока-то не разберутся, кому оставаться, а кому за море уходить.
— Вот эти игрушки мне нужны будут в походе, — указал на рогожу Егор. — Вещи хрупкие, вы с ними осторожнее.
— Не беспокойся, княже. Даже снежинки-то с добра твоего не слетит. Мы свое дело знаем.
Это было правдой. За считаные часы поморы привели в порядок и полностью загрузили пять кочей, три из которых были двухмачтовыми, в полтора раза крупнее новгородских немаленьких ладей. Когда низкое северное солнце скатилось за горизонт — маленький флот порта Териберка уже был готов к выходу в дальний опасный поход.
Новым днем вошедший в раж купец Трескач поднял и своих земляков, и ратных гостей еще затемно. За неимением просторной церкви вывел всех к поставленному на берегу кресту, сам же прочитал молитву, призывая милость Христа к себе, своим спутникам и их начинанию, после чего все вместе люди отправились к кораблям.
Сходни с бортов были убраны, вместо них висели широкие веревочные лестницы.
— Нам бы только-то их с места сдвинуть, — деловито поплевал на ладони идущий слева поморец. — А там сама пойдет.
Облепив кочи, словно муравьи, по команде Игнатия люди дружно навалились на борта первого корабля, самого большого:
— На велику силу дружно, поднатужились!
Послышался треск, огромная крутобокая туша дрогнула, чуть двинулась, разрывая ледяную корку, приклеившую ее к берегу, и дальше действительно сама с легкого уклона заскользила на лед бухты. Ватага перешла к соседнему кочу, нажала — и тоже с первой попытки столкнула с места. К тому моменту, когда утренние лучи осветили горизонт, команды уже торопливо забирались на палубы. Хотя Егор никак не понимал: зачем? Ведь суда пусть и не находились на берегу — но все равно на воду спущены не были, стояли на льду.
— Поднять паруса! — закричал Трескач, направляясь к кормовому веслу. Местоположение кораблей его, похоже, ничуть не волновало.