— Атаман ватажный-то у тебя, сказывают, Игнатий? Верно-то?
— Здесь я… — проснувшись от шума, сел на полатях Егор, глядя на незнакомцев сверху вниз и пытаясь незаметно нащупать в складках шкуры пояс с оружием. — Чего надобно?
— Челом тебе бьем, атаман! — Мужики один за другим скинули шапки. — Возьми-то нас в ватагу свою! Честь по чести служить-то тебе будем, любую волю исполнять станем, ровно отцовскую! Не гляди, что не воины. Храбрости любому-то из нас не занимать, море Ледовитое трусов не носит. А гарпуном из нас каждый гусю-то в гузку со ста шагов попадет.
— На-ко Клим! Волох! Гагар! — в изумлении поднялся со своего места северянин. — Вы, никак, обезумели-то все разом? О, проклятие… Да вы пьяны!
— Они Упсалу-то брать идут, кормчий! Саму Упсалу свейскую! За един поход каждый-то больше серебра поимеет, нежели мы всем обществом за всю жизнь добываем! — перебивая друг друга, горячо заговорили северяне. — Богачами знатными-то враз станут!
Похоже, попировавшие после бани ушкуйники провели среди местных обитателей неплохую «воспитательную работу». Похвастались своей веселой жизнью, про неудачи умолчав, а успехи и доходы приукрасив, насколько совести хватило.
Причем с совестью у речных разбойников, как известно, не очень…
— Пожалуй, кормчих я себе как-нибудь найду, Игнат, — нагло осклабился Михайло Острожец. — Мне бы теперь токмо кочами разжиться, об остальном не беспокойся.
— Леш-ш-шой… — не выдержав, аж зашипел на своих земляков Трескач. — О добыче-то они вам, стало быть, сказывали? А о виселице-то для татей, случайно, не помянули? Чем они с кочей наших-то воевать намерены? Нет? Так спросите, олухи-то! Скажи нам, атаман, как мимо Стекольны-то к Упсале прорываться намерен, ничего, однако, окромя луков и гарпунов-то, не имея? Свеи в ту крепость и самострелов, и пушек огненных немало ужо понаставили-то. Этаких бахвалов токмо и ждут.
— Стекольна? — удивился Егор, спрыгнув с полатей с поясом в руке. — То есть Стокгольм? А его разве уже построили?
— Ужа-то, вы это видели?! — всплеснул руками северянин. — Незнамо куда с сотней хвастунишек-то рвется и ни о чем даже-то не спрашивает! Да Стекольну еще ярл Биргер отстроил, дабы озеро-то Меларен от набегов русских оборонить. С тех самых пор до Упсалы еще никому-то добраться не удавалось.
— Михайло, я же спрашивал, где сейчас у свеев столица? — попытался разобраться в этой несуразности князь Заозерский. — И ты мне сказал…
— Нет, княже, Стекольна город большой, никто не спорит, — повернулся к нему Острожец. — На четырнадцати островах стоит, крепость там сильная, порт большой. Да токмо в нем немцы ганзейские заправляют, свеям никакой воли не дают. Короли тамошние в нее даже не заглядывают, ибо позор изрядный. Какой же это стольный город, когда у тебя власти в нем никакой?
— Ганзейские купцы? — встрепенулся Егор. — Так это как раз то, что надо! Уж кто-кто, а они на нехватку золота никогда не жаловались.
— Па! Вы посмотрите-то на него, други! — обратился к своим землякам северянин. — Он ни про Упсалу-то, ни про Стекольну ничего не знает, ан ужо с ходу одолеть собирается! Пустозвон-то он и трепач. На-ко, как вы токмо подумали свои головы ему доверить?
— Как ты меня назвал? — Князь выдернул из ножен саблю и вскинул перед собой, наставив Трескачу в горло. — Повтори, я не расслышал.
— Постой, постой, княже, не гневайся! — метнулся вперед Острожец, выдернул своего знакомца из-под клинка, быстро вытолкал за дверь и выскочил следом. Постучал кулаком северянину по лбу: — Жить надоело, Игнат? Это же не боярин княжий, это ватаги ратной атаман. Ушкуйники глупца и труса за родовитость одну в вожаки себе не выберут. И рубиться он умеет без жалости, и города брать. И жену свою из невольниц в княгини на Воже-озере посадил.
— Анде как же так-то можно, Михайло? — растерянно спросил северянин. — Он же не ведает, не понимает-то ничего вообще! Куда идет, на кого-то, с какой силой столкнется-то? Ты же с ним, ровно-то с писаной торбой, носишься!
— Удачлив он, Игнатушка. Везуч. А везение, сам знаешь, любое умение и талант ратный переплюнуть способно, — развел руками Острожец. — Потому на него капитал весь и ставлю. Странен наш атаман. Иной раз простых вещей не понимает, а порою никому не ведомые тайны определяет с легкостью. И везуч, везуч бесов сын до невероятности!
— Удача-то, она капризуля, — Трескач, зачерпнув снега, отер лицо. — Сегодня она здесь-то, ан завтра отвернулась.