Насколько же были действенными столь емкие и дорогостоящие подрывные идеологические усилия? По большому счету, эффективными их не назовешь. Думаю, что финансовые затраты западных спецслужб и идеологических штабов не окупились. Серьезно поколебать верность присяге, патриотизм, сплоченность воинов, внести деструктивные элементы в воинскую жизнь и боеготовность противнику не удавалось.

Если в оценке результатов борьбы «за умы» военнослужащих Группы войск ограничиться только ранее сказанным, реальная картина идеологического противостояния окажется неполной. Естественно, в таком большом и разноликом организме, каким являлась Группа советских войск в Германии, имели место случаи государственных и уголовных преступлений, дезертирств, бесчинств по отношению к немецкому населению, выходящие за рамки воинских уставов и норм морали.

Как правило, в их основе лежали тяготение воинской службой, неуставные отношения, боязнь ответственности за содеянное, корыстные мотивы, служебные и семейные неурядицы, расстройство психики. И только единицы совершались в силу политических причин, оказываемого негативного идеологического влияния. При этом надо учитывать, что, совершив измену и оказавшись за рубежом, беглец в силу обстоятельств вынужден был просить политического убежища, иначе его могли выдать.

В январе 1969 года на всю нашу страну прогремели выстрелы в Кремле террориста — младшего лейтенанта Ильина. Настоящий переполох вызвал в сентябре 1976 года угон старшим лейтенантом Беленко сверхсекретного истребителя МиГ-25 в Японию.

Были и в Группе войск случаи предательства, пусть меньших масштабов, но они оставались событиями местного значения, скрытые и поныне завесой тайны.

Вскоре после моего вторичного приезда в ГДР совершил перелет в ФРГ старший лейтенант Вронский. Будучи молодым офицером, авиационным техником, Вронский проходил службу на аэродроме в Гросенхайне. Выражая недовольство складывающейся службой и отношениями с командованием, находясь, очевидно, в стрессовом состоянии, он решился на безумный поступок. Во время регламентных работ вырулил самолет-истребитель на взлетно-посадочную полосу и поднял его в воздух. Поразительно то, что все это он совершил, не имея достаточных летных навыков. Специалисты посчитали подобный случай единственным в своем роде в авиации. С командного пункта видели, как самолет, словно пьяный, шел на низкой высоте, шарахаясь из стороны в сторону. Перелетев границу ГДР и ФРГ, Вронский не смог совершить посадку, поэтому катапультировался в английской зоне, где самолет упал и разбился. Позднее он пытался вернуться и даже обращался в советскую военную миссию связи в ФРГ, но что-то ему помешало. Очевидно, на его пути к возвращению встали спецслужбы.

Весной 1976 года в составе молодого пополнения в Группу советских войск в Германии прибыл новобранец Алексейчук, 1957 года рождения, член ВЛКСМ, житель Ивано-Франковской области. Командование определило его рядовым в ремонтновосстановительный батальон 47-й танковой дивизии гарнизона Хиллерслебен, находившегося в относительной близости от границы с ФРГ.

После прохождения курса обучения молодого бойца и принятия присяги Алексейчука определили в батальон в качестве токаря. Службой в армии он тяготился, избегал физических нагрузок, нарушал воинскую дисциплину. В августе с кожным заболеванием лег в госпиталь, успешно прошел курс лечения, но от выписки из госпиталя всячески отлынивал. 3 сентября его все же выписали, но он, пользуясь бесконтрольностью со стороны командования, в течение четырех дней скрывался на территории гарнизона, а затем дезертировал из части и в районе деревни Дерен 9 сентября перешел границу ФРГ. Алексейчук попросил политического убежища в ФРГ и на встрече с советским представителем отказался от возвращения в СССР.

Причиной побега Алексейчука на Запад явилось стремление уклониться от несения воинской службы. Как личность и источник информации он интереса для разведок противника не представлял.

Много забот командованию и военным контрразведчикам доставляли самовольные оставления частей и дезертирства. На организацию розыска военнослужащих в ущерб боевой подготовке и несению службы отвлекались заметные силы личного состава и транспорта. Нередко к розыску подключались полиция, органы безопасности и пограничники ГДР. Только они имели право досматривать транспорт, проверять жилые и служебные постройки местных жителей. Наша компетенция в этом вопросе ограничивалась рамками территории, занимаемой и используемой советскими войсками. При наличии у бежавших оружия возникали крайне острые ситуации, иногда приводившие к человеческим жертвам. Побеги и розыски подрывали престиж советских войск в глазах населения ГДР. Стыдно было смотреть, как немецкие полицейские с собаками участвуют в поиске наших бежавших солдат.

Центр придавал исключительно важное значение самовольному оставлению военнослужащими частей. О каждом побеге следовало докладывать в Москву, которая ход розыска держала на контроле.

Мне приходят память некоторые остросюжетные розыски военнослужащих Группы войск.

Однажды солдат, бежавший из воинской части 3-й армии и вооруженный автоматом, на автобане Берлин — Ганновер в районе города Магдебурга забрался в яму, вырытую посредине, между полосами движения, в связи с ремонтными работами, и открыл огонь по своим преследователям. В результате парализовал на время все движение транспорта на этом активном участке автобана. Расстреляв патроны, солдат привязал к стволу автомата белый носовой платок, поднял его над «окопом» и сдался.

Во время розыска беглеца близ Франкфурта-на-Одере следы привели во двор дома местного жителя. Было ясно, что солдат прячется в сарае на чердаке. Как только немецкий полицейский, взявшийся проверить возникшие подозрения, поднялся по лестнице на чердак, разыскиваемый расстрелял его автоматной очередью. У полицейского, как потом выяснилось, остались сиротами пятеро детей.

И еще один случай. Бежавший из части южнее Лейпцига военнослужащий зашел в гаштет и, угрожая оружием, потребовал у его владельца спиртное. Выпив и опьянев, солдат вошел в соседний зал, где шло какое-то собрание местных жителей, что для немцев весьма характерно, открыл стрельбу и закричал: «А ну, фашисты, ложитесь на пол!» К счастью, в это время в гаштете появился советский офицер и, увидев жуткую картину, бросился на пьяного солдата, обезоружил его и задержал.

Эти и подобные безобразия не могли не вызывать у местных и западных немцев возмущения. Требовались большие усилия, чтобы вместе с немецкими друзьями локализовать последствия инцидентов, исключить возможность публикации материалов в средствах массовой информации.

На таком негативном фоне вспоминается полушутка-полуправда, имевшая хождение среди военнослужащих Группы войск. В поиске солдата участвовал немецкий полицейский с разыскной собакой. Чтобы собака взяла след, полицейский попросил дать ей понюхать какую-нибудь вещь беглеца. Принесли солдатские портянки. Понюхав, собака вдруг начала оседать на живот, глаза у нее помутнели.

— Что случилось? — спросили у полицейского.

— Очень сильный и острый запах. Ищейка потеряла нюх, — ответил полицейский и повел собаку на воздух.

Воистину неистребим дух солдатский!..