Бал у Карамзиных был в полном разгаре. Танцевали мазурку. Князь П.А. Вяземский танцевал с Натальей Николаевной и весьма любезничал с ней: жена друга произвела на него неотразимое впечатление.
И вдруг величественная и даже в увядании своем прекрасная Екатерина Андреевна, умело, с улыбкой, лавируя в блестящих водоворотах бала, поймала пленительную Натали.
– Ваш человек пришел, – сказала она едва слышно среди возбуждающего грохота музыки. – Вас просят скорее возвратиться домой по неотложному делу.
– Но… я танцую с князем мазурку, – улыбнулась Натали своей улыбкой, силу которой она знала.
– Тогда я скажу, что вы скоро приедете.
– Merci… Князь, нам… – протянула она руку князю.
И князь со своим щенячьи-серьезным выражением понесся с красавицей среди пестрых, веселых пар.
– А вы слышали: у Безобразовых снова началась невероятная кутерьма, – сказал князь.
– Опять ревность?! – обмахиваясь веером и смеясь, воскликнула она.
– Да. Говорят, он избил ее… Она бросилась к ногам государыни и просила о разводе. Он уже арестован. И при дворе думают, что постоянные скандалы эти, пожалуй, заставят его уйти из флигель-адъютантов… Смотрите: сестра опять что-то сигнализирует вам.
– Pardon… Одну минутку…
– Ваш человек вернулся и говорит, что ваше присутствие дома решительно необходимо, – сказала Екатерина Андреевна.
Натали встревожилась: но, Боже мой, в чем там дело? И, даря улыбки направо и налево, она в сопровождении огорченного князя направилась в вестибюль. Он нежно укутал ее и, как молоденький корнет, хотел непременно посадить и в карету, но она воспротивилась:
– Нет, нет, не выходите! Такой промозглый холод… Вы простудитесь… Я не позволю…
Лакей распахнул двери, Натали, недовольная и встревоженная, только что поднялась в темную, пахнущую ее духами карету, как вдруг две сильные руки крепко обняли ее.
– Ай!
Но веселый хохот мужа сразу рассеял все ее тревоги.
– Но какой же ты сумасшедший! Я Бог знает что думала…
И, держась за руки и целуясь, они понеслись к дому. Вперебой они сообщали друг другу последние новости. Пушкин рассказывал ей о Яропольце, о том, как Нащокин, убежав тайком от своей цыганки Оли, – последние месяцы она ежедневно закатывала ему бешеные сцены ревности и извелась сама вся, и его извела – женился на дочери Нарского, как в Оренбурге, едва только он оттуда уехал, было получено предписание строго следить за ним, как находящимся под тайным надзором полиции, как он перед отъездом из Болдина потребовал счетов от Михайлы Иванова и тот счеты все принес, но денег не оказалось: черт их всех со всеми этими дурацкими делами побери!
– Хотел-было продать часть имения соседу, но дает, каналья, такую цену, что противно и слушать, – говорил он оживленно. – Предлагал было своим мужикам купить эту землю, но жмутся, хмурятся: денег нет, невступно… Хочу Михайлу Иванова все же прогнать – мне рекомендовали там одного в управляющие, зовет себя белорусским дворянином, но едва ли не поляк… Посмотрим… А чтобы подлеца Михайлу окоротить, надо будет кому-нибудь из его близких родственников лоб забрить.