Она быстро возразила, что ее целью было дать женщинам понять, что у них есть выбор и что не стоит отсекать профессиональные возможности. Данные показывают, что женщины не просят о повышении или продвижении по службе и не ведут дискуссии на собраниях. Ее обязанностью было поделиться результатом своих исследований и своим жизненным опытом. Она написала книгу, чтобы расширить возможности женщин и помочь им лучше ориентироваться в своих карьерах. «Я не обвиняю женщин, – сказала она. – Есть многое, что мы не контролируем. Я лишь говорю, что есть многое, что мы контролировать можем, и многое, что мы можем сделать для себя: принимать участие в большем количестве дискуссий, чаще обращать на себя внимание».

Сэндберг предупреждали, что за эту книгу она подвергнется критике. Один из друзей сказал ей, что она производит впечатление человека из элиты: большинство женщин не смогут поставить себя на ее место – место белой высокообразованной женщины с большим достатком. Тем не менее Сэндберг была огорошена критиками. Морин Дауд, обозреватель The New York Times, описала ее как «демагога с презентацией PowerPoint в сапогах от Prada, возрождающего женскую революцию». Дауд допускала, что главный операционный директор могла иметь хорошие намерения, но ее призыв к оружию основан на оторванном от реальности самомнении. «Люди приходят в общественное движение снизу вверх, а не сверху вниз. Сэндберг взяла на вооружение лексику и романтику общественного движения не для того, чтобы помочь делу, а ради своей выгоды»¹²⁸.

По мнению Сэндберг, критики вроде Дауд упустили суть. «Всю жизнь я слышала или чувствовала, что мне следует сдерживаться, чтобы не быть слишком успешной, слишком умной, слишком много чего, – ответила она О"Доннелл. – Для меня это глубоко личное. Я хочу, чтобы каждой маленькой девочке, [которой] кто-то говорит, что она раскомандовалась, вместо этого говорили, что у нее есть лидерские качества».

Неожиданная отрицательная реакция казалась Сэндберг личным и незаслуженным оскорблением. Она решила, что критики посягнули на то, что она считала неприступной территорией: на ее благие намерения.

Точно так же общественное осуждение Facebook казалось ей необоснованным. «Компания стала козлом отпущения, удобной мишенью для бизнес-конкурентов», – сказала Сэндберг старшим сотрудникам после скандала с Cambridge Analytica. Изображения компании в СМИ были результатом зависти: газеты обвиняли Facebook в упадке издательского дела, а СМИ наказывали платформу негативным освещением ее деятельности. Другие руководители считали, что у этой реакции есть еще более простое объяснение: если бы Cambridge Analytica не была связана с Трампом, то и споров бы не было. «Трампа избрали президентом, вот почему все на нас злятся», – утверждал один руководитель компании с большим стажем.

Кто-то должен был выступить от лица Facebook с официальным заявлением. Через пять дней после разразившегося скандала Цукерберг согласился пустить репортера CNN в Аквариум ради интервью. Генеральный директор начал с привычных слов раскаяния. «Это было серьезное нарушение доверия, и мне очень жаль, что это произошло», – сказал он с видом оленя, пойманного в свете фар. Он заверил корреспондента CNN Лори Сегалл, что компания начнет аудит всех приложений, которые могли иметь доступ и хранить конфиденциальные данные.

Но когда Сегалл спросила, почему Facebook еще в 2015 году не удостоверилась в том, что Cambridge Analytica удалила данные, Цукерберг побледнел. «Не знаю, как вы, – сказал он, не пытаясь скрыть своей досады, – но я привык, что когда люди юридически подтверждают, что собираются что-то сделать, они это делают».

К выступлению в Конгрессе Цукерберга готовила команда юристов из фирмы WilmerHale в Вашингтоне. На репетиции слушаний они засыпали его вопросами о неприкосновенности частной жизни и вмешательстве в выборы и проверяли, запомнил ли он имена и биографии каждого из законодателей. Они предупредили, что ему обязательно будут задавать неожиданные вопросы, чтобы выбить его из колеи.

Ставки были высоки: слушания обещали приоткрыть завесу над дойной коровой Facebook – адресной рекламой – и заставить Цукерберга защищать ту часть бизнеса, которую он редко обсуждал публично. Генеральный директор был известен своей нервозностью на публичных выступлениях: он часто покрывался испариной и запинался во время сложных интервью. Сотрудники Цукерберга редко противоречили ему, поэтому было сложно сказать, как он отреагирует на жесткие вопросы, эффектные тирады и манеру перебивать – отличительные черты слушаний в Конгрессе.

Лоббисты Facebook боролись за то, чтобы Цукербергу не пришлось давать показания. Назначенным представителем компании в Вашингтоне был не он, а Сэндберг. Она была невозмутимым и надежным оратором и никогда не отклонялась от официальной позиции компании. Когда Трамп вскоре после выборов встречался с руководителями технологических компаний в Trump Tower, именно Сэндберг представляла Facebook, тогда как от Amazon, Apple, Google и Microsoft присутствовали генеральные директора. (Каплан, который сопровождал Сэндберг, остался еще на один день, чтобы пройти собеседование с переходной командой Трампа на должность директора отдела по управлению и бюджету. Он отозвал свою кандидатуру до того, как решение было принято.) Но законодатели не согласились на замену Цукерберга кем-то другим. Когда Дик Дурбин и Марко Рубио, сенатор-республиканец от Флориды, пригрозили вызвать Цукерберга в суд, сотрудники основателя Facebook согласились на марафонские двухдневные слушания перед более чем сотней законодателей¹²⁹. В качестве небольшой уступки они попросили помощников конгрессменов увеличить мощность кондиционера специально для генерального директора.

Некоторые лоббисты и сотрудники отдела коммуникаций Facebook смотрели прямую трансляцию слушаний в конференц-зале офиса в Вашингтоне. В Менло-Парке руководители собрались в стеклянном помещении, где на одном телевизионном экране транслировалось слушание, а на другом – видеоконференция с коллегами из Вашингтона. Сотрудники морщились, когда законодатели укоряли Цукерберга за неоднократные нарушения конфиденциальности в течение многих лет и за его пустые извинения перед общественностью. Многие вопросы касались непосредственно бизнес-модели Facebook. Члены PR-отдела слали сообщения репортерам в зале слушаний, чтобы узнать их впечатления от выступления Цукерберга. По общему мнению, он вел себя невозмутимо и сохранял спокойствие, даже когда его перебивали или упрекали в неправомерных действиях. Он был хорошо подготовлен и смог ответить на множество вопросов.

По большей части Цукерберг придерживался сценария. Но он все же уклонился от ответов на несколько вопросов, пообещав, что его сотрудники обязательно ответят на них. Он также выступил со стандартной защитой Facebook, заявив, что предоставляет пользователям контроль над тем, как используются их данные, и что компания не торгует данными ради прибыли. «Мы не продаем данные рекламодателям. Мы позволяем рекламодателям сообщать нам, какую категорию людей они хотят охватить. А затем занимаемся размещением рекламы».

За слушаниями также наблюдал Джефф Честер, защитник права на неприкосновенность частной жизни. Он в ярости стоял посреди своего небольшого рабочего кабинета дома в Такома-Парке, штат Мэриленд. На полу вокруг него были разбросаны стопки брошюр и презентаций Facebook для рекламодателей, которые демонстрировали иной взгляд на вопросы рекламы: материалы, собранные Честером на конференциях, где Facebook хвасталась мощью своих инструментов продвижения перед глобальными рекламными агентствами и брендами вроде Coca-Cola и Procter & Gamble. В залах отелей на таких конференциях рекламной индустрии, как Advertising Week в Нью-Йорке, руководители Facebook хвастались беспрецедентными запасами данных и способностью компании отслеживать пользователей за пределами сайта. Они утверждали, что у Facebook больше данных, чем у любой другой организации, и что она может помочь рекламодателям влиять на умы 2,2 млрд пользователей. Представители Facebook редко говорили о бизнесе в таком ключе, общаясь с широкой публикой.

Сейчас Честер наблюдал, как сенатор Роджер Викер, председатель комитета по торговле, спросил, отслеживает ли Facebook пользователей, когда те просматривают другие сайты. У платформы был инструмент Pixel, который позволял ей собирать данные о своих пользователях, когда те находились вне сайта. Этот инструмент был хорошо известен в рекламной и технологической индустрии. Но Цукерберг уклонился от ответа на вопрос. «Господин сенатор, я хочу быть уверенным в точности ответа, поэтому, вероятно, будет лучше, если моя команда все уточнит и даст ответ позже», – сказал он.

Честер не смог сдержаться. Facebook сам же продвигает такие продукты рекламодателям. Он разместил в Twitter ссылку на маркетинговый материал Facebook о Pixel и других инструментах, используемых для отслеживания пользователей, когда они не находятся на платформе. В течение следующих трех часов каждый раз, когда Цукерберг давал расплывчатые или вводящие в заблуждение ответы, Честер размещал в Twitter ссылки на доказательства добычи данных и отслеживания поведения пользователей Facebook. «Генеральный директор Facebook намеренно вводил в заблуждение ничего не понимающих членов комитета», – думал Честер. Он годами жаловался журналистам на то, что обе партии Конгресса позволили Facebook разрастись в «цифрового Франкенштейна», а теперь, когда Цукерберг пришел давать свидетельские показания, они даже не могли как следует задать ему вопросы.

Facebook по своей сути – рекламная компания. К 2018 году вместе с Google они представляли дуополию в сфере цифровой рекламы, их совокупный доход от которой в 2017 году составил 135 млрд долларов. В том же году доходы Facebook от рекламы превысили доходы всех американских газет, вместе взятых. По данным расследования некоммерческого новостного сайта ProPublica, мощные инструменты отслеживания платформы могли следить за пользователями вне сайта и собирать их данные, которые можно было разбить на более чем 50 000 уникальных категорий¹³⁰. Рекламодатель мог нацеливаться на пользователей по религиозным предпочтениям, политическим взглядам, кредитному счету и доходу. Он знал, например, что 4,7 млн пользователей Facebook, скорее всего, живут в семьях с чистым капиталом от 750 000 до 1 млн долларов¹³¹. «Это была настоящая война за данные. Хорошо это или плохо, Facebook – невероятно важная платформа для жизни общества, но сама компания не оптимизирована для людей, – объяснил Итан Цукерман, создатель всплывающей рекламы и доцент кафедры государственной политики, коммуникации и информации Массачусетского университета в Амхерсте. – Она оптимизирована для сбора данных и получения прибыли».

В течение многих лет Честер и другие защитники прав потребителей предупреждали регулирующие органы, что Facebook расширяет границы и процветает в условиях отсутствия правил за счет потребителей. «Получить разрешение правительства на лицензию на радиовещание в сельской местности в Монтане или выпустить новую игрушку для младенцев, – указывали они, – сложнее, чем создать социальную сеть для четверти населения мира». За последние два десятилетия Конгресс предложил множество законопроектов о защите конфиденциальности в интернете, но под огромным лоббистским давлением технологических компаний по поводу деталей и в условиях тупиковой ситуации в Конгрессе все сошло на нет.

В тот вторник в зале слушаний Цукерберг взял более сговорчивый тон, чем в прошлом. Когда ему задали вопрос о долгой истории борьбы Facebook с нормативными актами, он сказал, что приветствует «правильное регулирование» в Соединенных Штатах, и подтвердил, что Facebook будет выполнять европейские обязательства по обеспечению конфиденциальности, введенные в этом году, чтобы защитить пользователей Facebook по всему миру. «Ожидания в отношении интернет- и технологических компаний в целом растут, – сказал он. – Я думаю, что вопрос заключается в том, какой должна быть эта структура, а не в том, должна ли такая структура существовать».

Цукерберг много говорил о приверженности платформы принципам безопасности и конфиденциальности данных, но общее мнение в компании было таково, что рост стоит на первом месте, а безопасность и защита – на втором. Перед инженерами ставились цели по вовлеченности пользователей, а их премии и ежегодные обзоры производительности привязывались к измеримым результатам того, каким образом их продукты привлекают больше пользователей или дольше удерживают их на сайте. «Так людей стимулировали на ежедневной основе», – вспоминает один из бывших сотрудников. 20 марта Сэнди Паракилас, операционный менеджер, который предупреждал об опасности инструмента Open Graph, в своей статье в The Washington Post отметил, что за шестнадцать месяцев работы в Facebook он не видел «ни одного аудита разработчика, в ходе которого компания проверяла бы его хранилище данных»¹³². Он был убежден, что причина небрежного контроля за соблюдением условий была проста: «Facebook не хотела, чтобы общественность узнала об огромных недостатках в системе безопасности данных».

Действительно, несмотря на заверения Цукерберга перед Конгрессом, Facebook вела полномасштабную войну против американских норм конфиденциальности. Каплан создал грозную команду из пятидесяти лоббистов в Вашингтоне и планировал потратить в том же году 12,6 млн долларов, что сделало его компанию девятым по величине корпоративным лоббистским офисом в Вашингтоне¹³³. Facebook потратила на лоббирование больше, чем нефтяные и фармацевтические гиганты Chevron, ExxonMobil, Pfizer или Roche. Каплан превратил Facebook в мощную политическую силу, используя богатый фонд комитета политических действий для финансирования кампаний республиканцев и демократов в равной степени. Каплан проповедовал своим сотрудникам важность поддержания сбалансированности альянсов. Комитет политических действий Facebook пожертвовал средства на кампании более половины всех законодателей, задававших вопросы Цукербергу в течение двух дней дачи показаний.