– Раз уж вы такие знакомцы – может, Константин Александрович, отведёте наших гостей куда-нибудь, где за ними присмотрят? Всё равно вам на мостик, рапортовать по поводу неполадок с цепью наводки? Вот и сдадите флажкам – и пусть разбираются, каким ветром этих молодых людей занесло на «Петропавловск». Полна рубка бездельников, хоть делом займутся!

– Да ты у нас, оказывается, якобинец! – ухмыльнулся Унковский. – Как так можно про цвет нашего флота, да ещё и с главным украшением в лице самого Великого Князя Кирилла Владимировича, пребывающего при адмирале в должности начальника военно-морского отдела его штаба!

– Якобинец, якобинец… – недовольно буркнул Шишко. – Как придёте на мостик – не забудьте оттуда проверить синхронизацию, прежде чем рапортовать!

– А и то верно, – согласился минёр. – Нечего вам на палубе торчать, мало ли что может случиться. Боевой корабль – не место для праздных прогулок.

– А ты, Задрыга, чего встал? – прикрикнул мичман на ожидающего в сторонке боцманмата. – Вали в башню и крути стволы в диаметральную…

Задрыга откозырял и полез в люк. Стволы шестидюймовок дрогнули, провернулись и замерли у нас над головами. От жерл воняло чем-то тревожным. Артиллерийский порох… кордит, производное нитроглицерина, – он и должен пахнуть вот так, эфиром. Если верить авторам исторических книжек, разумеется.

Значит, броненосец недавно вёл огонь? Но никаких особых повреждений не заметно – значит, враги и не сумели попасть в корабль. Это хорошо…

Сзади снова зарокотало. Я обернулся; башня главного калибра вращалась, возвращая орудия в исходное положение – вперёд, по курсу корабля.

– Ну что, молодые люди, пойдёмте? – Унковский убрал измаранный чёрным платок в рукав кителя. – Время дорого, знаете ли…

– Вы хоть осознаёте, что ваше появление непременно навлечёт на головы кое-кого из моих сослуживцев грандиозную распеканку? – говорил лейтенант, галантно помогая Светлане преодолеть очередной трап. Медные поручни, истёртые тысячами башмаков ступени – одна за другой, крутые железные лесенки уводили ребят вверх, на ярусы носовой надстройки.

– Господин адмирал не в духе, да оно и неудивительно: японцы потопили «Страшный» и к тому же «Пересвет» исхитрился, выходя на внешний рейд, сесть на мель. Так что Степан Осипович непременно попеняет флаг-офицеру, мичману Яковлеву, – как так вышло, что он не знает, что вы воспользовались адмиральским приглашением и оказались на «Петропавловске» в столь неудачный момент? А тот уж, будьте благонадёжны, донесёт начальственное недовольство до лейтенанта Ладыгина, старшего офицера броненосца, ибо, – тут Унковский сбавил шаг и произнёс отчётливо, повторяя заученный наизусть текст: – Старший офицер должен всегда знать о приездах на корабль и об отъездах с оного посторонних лиц и вообще о приходе и отходе всяких шлюпок.

– Наш Александр Николаевич – милейший человек, если не брать в расчёт его собачью должность, – продолжал он с той же лёгкой иронией, что всё время сквозила в его речах. – Старший офицер броненосца, иначе никак нельзя. Так что он, при всём своём добросердечии, от души взгреет вашего знакомца, мичмана Шишко. Какже вы, друзья мои, исхитрились обмануть бдительность Борюсика? Сегодня, когда принимали с берега шлюпки, как раз он и был вахтенным офицером. И наипрямейшая его обязанность – быть в курсе того, кто и зачем является на корабль.

– Ну я не знаю… – промямлил Сёмка. – Может, не заметил? Я хотел сказать кому-нибудь, но мы заблудились. Потом началась стрельба, мы испугались, хотели спрятаться – и только сильнее запутались. Когда всё стихло, мы выбрались на палубу – а там господин мичман и вы!

– Да уж, заплутать у нас сухопутному человеку – милое дело, – согласился Унковский. – Удивительно только, как это мичманец ещё у трапа проглядел столь очаровательную барышню.

Светка слегка зарделась, потупив глазки.

– Вот уж не похоже на Бореньку Шишко! Впрочем, извините… – добавил лейтенант, заметив смущение девочки. – Распеканки, и преизряднейшей, ему не избежать, вот и смотрит эдаким букой. Он милый молодой человек, однако ж, морской Устав по сему поводу категоричен: «… никому из служащих на корабле не дозволяется брать на оный для житья или плавания своих жен и вообще женщин».

– Я вам не женщина! – вспыхнула Светка, смутилась, снова вспыхнула, но запала не утратила: – То есть… я ничья не жена, а на корабле потому, что нам адмирал разрешил! Сами почитайте, что в записке написано – «…и с ним ещё одного»! Вот Сёма и позвал меня с собой – на корабле он не служит, а значит – на него запрет не распространяется!

– Да читал уже, читал я вашу записку. И, благодарение Создателю, сей пердимонокль разбирать не мне. Вот сдам вас на попечение «флажкам», пусть сами адмиралу и докладывают.

«Флажками», как успел уже понять Сёмка, называли флаг-офицеров из штаба адмирала.

Когда ребята вслед за лейтенантом выбрались на крыло мостика, Сёмка принялся с любопытством озираться. Вид с этой верхотуры – пятый этаж, не меньше! – открывался великолепный. Парусиновые обвесы мостика хлопали на ветру; за спиной громоздилась коробка боевой рубки. Длинные, почти в две ладони шириной, прорези в её стенах слепо пялились на горизонт. Из-за брони доносились голоса.