— Нормально, — сказал ошарашенный Химик, — вот это я понимаю испорченный телефон. Вырази Николай желание половить ящерок в террариуме — цесаревне бы сказали, что он отправляется ловить крокодилов на Амазонку? Хотя… В Питере вообще есть террарирумы?
— Есть. — отвечал Историк, — спасибо купчине со смешной фамилией Гамбургер за популяризацию и бизнес. Но только в виде побочного дополнения к аквариумам. А вот в московском особянке Полуэктова он сделал сдвоенный аквариум-террариум за полторы тонны весом. В Питере такая движуха только входит в моду: выставки можно увидеть в Михайловском манеже.
Николай же, сделав жалостливый и одновременно отважный вид, кинулся убеждать Марию Фёдоровну в чистоте помыслов.
— Никаких телеграфов, — горячо говорил Николай, делая рубящие жесты рукой, — телеграфы уже история. Год назад, наш папа рассказывал про телефон, изобретённый в США. России с её пространствами он был бы совсем не лишним. Но что если возможны другие способы связи? Насколько они будут мобильнее, удобнее, просты в обслуживании и понятны? Мы просто решили изучить этот вопрос с ребятами. С научной точки зрения! Вот те крест, мама! — Николай зажал висящий на шее крестик.
— А с чего это, Ники? — уже успокаиваясь, справилась матушка, — почему с журналов по математике у какого-то неизвестного преподавателя?
— Божией волей свет зовут, а наукой люди проживут, — щегольнул Николай пословицей и признался, — дело займет десятилетия следует его насколько возможно сократить. А по отзывам Володькиного брата, преподователь у них строгий, грамотный и интересующийся всеми новинками в математике.
Мария Фёдоровна взглянула на АПешечку. Александра Петровна, скромно потупив взор, подтвердила что все вышесказанное святая правда.
Мария Фёдоровна вернула сдвинутые брови в первоначальное положение. Дело оборачивалось не ребяческими шалостями, а продвинутой системой изучения такого объемного понятия как математика. Не прийдя ни к каким определённым выводам, цесаревна тряхнула завитушками и воспользовалась стандартным алгоритмом. Она произнесла вслух.
— Значит так, письмо вашему преподавателю написать можете. Но о его благонадежности будут отдельно испрошены начальство и коллеги. Только после этого я решу стоит ли допускать его с журналами в дворец. Вам все понятно, Ники, Жорик? Володя?
Ребята нестройно подтвердили свое согласие. Мария Фёдоровна окончательно успокоилась и принялась осматривать Николая, попутно дернув его за нос и потрепав за щечку. Выглядел царевич лучше утреннего явления бледной тени самого себя. Он успел выспаться, успокоиться, а ударная доза горчичника привела организм к стабильной хрипотце в голосе, без душераздирающего сипения подзаборного пьяницы, клянчившего мелочь на бутылку хлеба.
Закончив осмотр, и прийдя в хорошее настроение, цесаревна поманила фрейлину, взяла у нее из сумочки книгу и милостиво соизволила лично почитать на ночь Николаю и присутствующим детям сказку. Сказка называлась «Город в табакерке» под авторством Владимира Одоевского.
— А еще мультик есть на эту сказку, — просветил Историк, — ну очень психоделический. Начинается с раскрытия портрета автора режиссером с говорящей фамилией Угаров.
— Да ладно, — не поверил Химик, — по-моему, «В синем море, в белой пене» — эталон советской психоделии. Я при виде дочки царя в обморок упал. А лет через двадцать пять девушек подобного образа пруд пруди.
— Да и песня у мульфильма вполне современная, — подхватил Историк, — можно считать инаугурационная. Но нет, тебе стоило посмотреть «Город в табакерке». Там есть Пеннивайз, гипнолучи, мальчики-колокольчики и куча вещей, которые можно идентифицировать только под веществами. Я не смог и навсегда сохранил уважение к режиссеру. А в мамкиной версии — это какая-то колыбельная.
Действительно ребятишки зазевали, а Жорик, пересевший с приходом Марии Фёдоровны к Ники на кровать, завалился и мерно засопел.
«Шуры-муры! Кто здесь ходит? Кто здесь бродит? Шуры-муры? Кто прочь не идет? Кто мне спать не дает?» — журчал мамкин голос. Николай хотел было спросить сколько займет проверка благонадёжности преподавателя, но обнаружил что проваливается в какую-то темноту и последнее, что он запомнил улыбку своей мамы, склонившейся над ним.
— Раз, два, три, — сосчитал Историк, — витамин!
— Поле, — одновременно произнес Химик.
— Раз, два три, овощи! — сказал Историк.
— Мяч, — синхронно прокричал Химик.