Книги
Витовы и Щаповы из села Иваново
Согласно Плану и Межевой книге в купленную землю входили: пустошь Андрейкова, часть пустоши Калинов мыс, мыс Камешки, часть земель деревни Сельцо, часть усадьбы Богдановой. Всего было куплено земли – 186 десятин 2231,75 сажень, из них: усадебной, пахотной, лесной и сенокосной земли – 170 десятин 391,75 кв. саженей и половина реки Волги – 16 десятин 1832 кв. сажени.
На этой земле Александр Фёдорович начал строительство имения, которое он назвал «Богданово». Первоначально на фундаменте дома бывших владельцев Сухотиных был построен летний дом, а затем началось строительство большого дома в стиле модерн на высоком берегу Волги. Дом строился по проекту московского архитектора А. А. Галецкого[32].
Живописный, изрезанный оврагами правый высокий берег реки Волги, долина реки Кубани, впадающей здесь в Волгу, создают исключительный по красоте природный пейзаж. Вокруг дома был разбит парк, высажены сотни экзотических деревьев.
Александр Фёдорович, сам потомственный крестьянин, с удовольствием занялся земледелием и животноводством, для чего он построил небольшой хозяйственный посёлок с домами для работников. На маленькой ферме содержалась различная живность. Некоторое время держали двух медведей – Мишку и Машку. Однако они повзрослели, одичали, и с ними пришлось расстаться. В пруду около дома жили экзотические лягушата, которые каждую зиму вымерзали, и их заводили снова. В теплице выращивались различные растения и цветы.
Богданово. Новый дом. 1909 год
Надежда, Александр Фёдорович и дог Фрина. Богданово. 1909 год
Последние Витовы – обитатели Богданова. Екатерина (моя мама) и её двоюродный брат Александр. 1916 г.
Богданово было любимым детищем Александра Фёдоровича, в которое он вкладывал свои деньги и силы. Из окон большого дома открывался прекрасный вид на Волгу и заливные луга. Река была постоянным источником свежей рыбы, в специальных садках у берега держали стерлядь.
Особенностью Богданова был великолепный парк, разбитый Александром Фёдоровичем на высоком берегу Волги. Парком занимался Андрей Платонович Черкизов – известный в то время ботаник. Он приезжал сюда каждое лето, привозя с собой семена и саженцы. Террасы на крутом волжском берегу стали ботаническим садом, где можно было встретить растения с Дальнего Востока, из Южной Америки, из различных ботанических садов, где у Черкизова были хорошие знакомые – директора, и даже из Малайского архипелага. Черкизов высаживал в создаваемом парке и оранжерее экзотические растения: болотный финик, мохнатый непентес, непентес Рафлези, киноварный гемантуз, диксония антарктическая, дихоризандра мозаичная, которые произрастают в Каледонии, на Филиппинах, на островах Меланезии.
Купечество, вышедшее из крепостных крестьян, относилось недоброжелательно к дворянству, которое пользовалось привилегиями и высокомерно смотрело на купцов, стараясь показать своё родовое превосходство. Александр Фёдорович, не вникая в суть революционного движения, поддерживал людей, которые, по его мнению, боролись с этой несправедливостью. Поэтому в Богданове на электростанции некоторое время он скрывал Михаила Фрунзе. М. Фрунзе не забыл этого, и после революции никто из Витовых не был репрессирован и не был «лишенцем».
Местные крестьяне хорошо относились к Александру Фёдоровичу. Так же относился и он к крестьянам, любил ходить к ним в гости в близлежащую деревню.
После революции Александру Фёдоровичу оставили дом управляющего, где он мог жить. В главном доме создали санаторий, который стал называться «Трифоныч».
Но Александр Фёдорович не мог смотреть, как его детище становилось бесхозным, заброшенным, разорённым. Он продаёт дом и переезжает в старообрядческое село Чернопенье (расположено ниже Костромы на Волге). Здесь он купил дом, в котором поселился с женой и внучкой (моей мамой). В течение многих десятилетий имение, созданное Александром Фёдоровичем, служило людям, здесь располагался туберкулёзный санаторий.
Мои Витовы
Бабушка
Мои воспоминания о бабушке – Надежде Александровне Витовой (Щаповой) – начинаются с середины сороковых годов. С момента моего рождения до возвращения из Тбилиси в 1942 году бабушка меня не видела, это было связано с её крайне критичным отношением к моему отцу, она была против брака мамы с ним.
Первое воспоминание – я с мамой пришёл в гости к бабушке, дедушка уже умер. Я прыгаю на её огромной кровати из красного дерева, с позолоченной резьбой и не хочу уходить домой. Мы в это время жили на Садово-Кудринской улице, около планетария.
Бабушка резко выделялась из людей, которые встречались мне в повседневной жизни. Правда, в тот момент это мне, скорее, не нравилось, мне хотелось, чтобы она была, «как все». Она была среднего роста (160–165 см), с хорошей осанкой, никогда и ни при каких обстоятельствах не горбилась, стройная, а я помню её в возрасте старше 50 лет. Она следила за собой, пользовалась помадой и пудрой, что также смущало меня. Всегда ходила с покрытой головой – закрывала свои волосы особой домашней повязкой с большим бантом спереди, на улицу выходила в бархатном берете. Характер у неё был властный и требовательный. Это сказывалось на её взаимоотношениях с мамой и мной.
Бабушка никогда не стремилась «упроститься», скрыть своё происхождение, подделаться под окружающую её среду. Всегда опрятно одетая (одежду она шила и перешивала у портнихи), в туфлях на средних каблуках (даже в морозы). Её походка, посадка головы, взгляд показывали, что она из другого мира. Окружающие относились к ней с уважением и явным почтением. Однако это поведение не было высокомерием, в общении с людьми (например, летом в деревне) она умела быть простой и понятной им.
В 1946 году мама разошлась с отцом, и мы переехали к бабушке в Колпачный переулок (дом 4). Это была большая коммунальная квартира, в которой у нас было две комнаты: в одной жила бабушка, в другой – я и мама. С этого времени я постепенно стал для неё любимым внуком. Однако внешне она никогда не проявляла свою любовь и относилась ко мне достаточно строго.