Симонич надеялся предотвратить формирование пробританского военного блока и с этой целью передал с Виткевичем письмо Ранджиту Сингху, в котором предлагалось не нарушать мир:
«Совершенно случайно оказавшись вблизи владений Вашего Величества, пользуюсь предоставившейся возможностью, чтобы засвидетельствовать Вам восхищение, которое вызывают у меня Ваши выдающиеся достоинства, и восторг, который охватывает меня ввиду славных дел, кои столь блестяще озарили долгую карьеру Вашего Величества. Смею надеяться, что Ваше Величество не откажется милостиво принять эту дань уважения от старого воина. Если бы я вообще мог ожидать великого счастья быть удостоенным нескольких слов со стороны Вашего Величества, я попросил бы адресовать их в Тегеран, куда я вскоре вернусь в свите Его Величества шаха персидского, который, достигнув поставленной перед собою цели, отводит свою армию в пределы своих владений, не имея и никогда не имев намерения после побед на дальних рубежах, нарушать чье бы то ни было спокойствие»[490].
Утверждение насчет «достигнутой цели», конечно, не могло обмануть Сингха, отлично понимавшего, что шах потерпел поражение и позорно убирается восвояси. Но, тем не менее, Персия оставалась грозной силой, и это давало повод надеяться, что магараджа примет фактически сделанное ему предложение о мире. Однако, как выяснится в дальнейшем, это не сработало. Возможно, одной из причин послужило то, что шах самолично не стал обращаться ко Льву Лахора, а к посланию Симонича, несмотря на всю его многословность и сверхпочтительный тон, тот отнесся с пренебрежением. Тем более, что в Лахор Виткевич сам не ездил, и очевидно, послание передавалось с нарочным.
В Кандагаре Яна приветствовали восторженно. Кохендиль-хан даже хотел устроить ему торжественный прием, выслав навстречу 300 всадников во главе со своим сыном, но Виткевич воспротивился такой помпезности, полагая, что нечего праздновать победу, которая еще не одержана. И неизвестно, будет ли одержана вообще.
Он провел переговоры с Кохендиль-ханом и владетелями мелких княжеств. Убеждал их в необходимости следовать курсу на союз с Персией и Россией и вручил деньги, полученные от Симонича (по информации англичан – «ю тысяч русских дукатов», то есть голландских дукатов русской чеканки)[491]. Более значительной суммой предполагалось поощрить Кохендиль-хана и его братьев, когда они подойдут к Герату.
Содержание переговоров показало, что шансы на формирование коалиции сохраняются. К ней по-прежнему были готовы примкнуть Дост Мухаммед-хан (из Кандагара Виткевич направил ему письмо и получил ответ с соответствующими заверениями) и правитель Синда. По совету Виткевича Кохендиль-хан послал им копию договора Кандагара с Персией как образец, советуя примкнуть к коалиции.
Однако потенциальные союзники нуждались в гарантиях, ведь англичане, Ранджит Сингх и Шуджа-уль-Мульк собирали силы для захвата Афганистана, и противостоять им без внешних покровителей было самоубийственно.
23 октября Виткеич направил Симоничу пространный рапорт, а также послания из Кандагара и Синда.
При этом он подробно излагал различные сценарии развития событий, имея в виду противоборство афганцев с Шуджей. «Нет сомнений, что внезапное отступление персиян поставило сардаров в весьма затруднительное положение. Из приложенных здесь писем от Мир-Насыра, владетеля Синда, Меграб-хана Кемятского и эмира Дост Мухаммед-хана и нескольких их подданных Ваше Сиятельство изволит усмотреть, действительна ли опасность для сардаров»[492].
Было известно, что в городе Багультур, в 6о переходах от Кандагара, Шуджа собирает большое войско с помощью британских советников и инструкторов. Артиллерией командовал Александр Бернс. Это войско обещало стать грозной силой, но по расчетам Кохендиль-хана и Виткевича неприятель мог подойти к Кандагару не ранее февраля, даже если англичане примутся «устраивать дела» Шуджи «со всевозможной поспешностью». Следовательно, в распоряжении афганцев имелись три месяца, в течение которых реально было сделать то, что не удалось персам – взять Герат. «…Кандагарцы в скором времени двинутся к Себзевару[493] и будут действовать посредством связей, которые имеют в Герате»[494].
Виткевич полагал, что подобный сценарий осуществим. По сведениям, которые он получал от приезжавших из Герата афганцев, силы города были ослаблены и новой осады ему было не выдержать. Существенным фактором явилось и обострение отношений между Яр Мохаммедом и Стоддартом[495]. Англичанин «принял на себя управление городом»[496], что уязвляло первого министра, порождало внутренние противоречия и в конечном счете ослабляло боевой дух осажденных.
Виткевичу удалось узнать подробности визита в Кандагар Саида Нурши, посланца Яр Мохаммеда, который встретился с одним из приближенных Кохендиль-хана, Мохаммедом Седык-ханом. Нурши передал предложение первого министра – убить Камран-хана или изгнать его из Герата в обмен на обещание не осаждать этот город и освободить занятый кандагарцами Фарах[497]. Кохендиль-хан сомневался в искренности этого предложения, однако оно определенно свидетельствовало о неуверенности, охватившей стан противника. Примерно так же думал Виткевич, полагая, что из слабости гератцев можно «извлечь пользу для скорейшего окончания дела сего»[498].
21 октября Кохендиль-хан выступил в поход во главе шеститысячного войска с 12 орудиями. Вскоре к нему присоединился отряд Мехрдиль-хана, но тому вскоре было велено возвращаться в Кандагар, заниматься укреплением города, запасаться провиантом и наблюдать за перемещениями Шуджи. На случай подхода армии «претендента на трон», докладывал Виткевич, планировалось выдерживать осаду и при этом вести маневренную партизанскую войну, «действуя до Каипа, откуда сардары будут ожидать обещанной им помощи от шаха в условиях, за исполнение коих Ваше Сиятельство поручиться изволили»[499].
Виткевич сообщал и о запасном плане, на случай, «ежели надежды овладеть Гератом без кровопролития обманутся», а Шуджа не поспеет завершить мобилизацию к февралю. Тогда сардары выступят на Герат 15 февраля с однозначным намерением вооруженного штурма. Его успех зависел от помощи шаха, обещавшего Кохендиль-хану 10 тыс. туманов[500] и содействие со стороны пятитысячного персидского гарнизона в Гуриане. Виткевич просил Симонича использовать его влияние при дворе, чтобы монарх сдержал свое слово, а заодно командировать в Гуриан кого-либо из сотрудников миссии «для наблюдения за отношением персиян к кандагарцам». Кроме того, он предлагал «истребовать у шаха фирман, коим бы поведено было 5000 хорасанской пехоты, назначенной для охраны Гуриана, быть в готовности следовать на помощь Кандагару, ежели бы скорое появление Шуджи со значительными силами того требовало»[501].
Что касается сроков пребывания Виткевича в Кандагаре, то он собирался продлить его «возможно, на месяца полтора», чтобы собрать разведданные относительно «движений шаха Шуджи», а также действий Дост Мухаммед-хана[502].
Рапорт наглядно свидетельствовал о том, что Виткевич исходил из государственных интересов, считая, что Россия не имеет права упустить шанс укрепиться в Афганистане и должна остановить британскую экспансию. При этом совершенно очевидно, что сближение афганских сардаров с Персией рассматривалось как средство достижения поставленной цели. Заключительная часть донесения заслуживает того, чтобы привести его полностью:
«Зная, сколь важно овладение Гератом кандагарцами под влиянием России, я употребляю все возможные убеждения для достижения этой цели и, хотя очень трудно бороться с медленностью сардаров, происходящей частью от их беспечности, свойственной всем афганцам, частью от слабости власти и ограниченности средств, которыми они располагать могут; но видя искренность убеждения сардаров в пользе тесного их сближения с Россией посредством мнимой зависимости от Персии, я совершенно уверен в успехе предприятия. Ежели до прихода в Кандагар Шуджи-уль-Мулька Герат будет в руках
Кохендиль-хана, англичане потеряют надолго надежду восстановить здесь свое влияние, в противном случае мы лишимся возможности сбывать произведения наших фабрик в Среднюю Азию, не говоря о соседнем влиянии англичан на северо-восточных границах Империи»[503].
По всей видимости, Симонич, принимая во внимание отношение к нему в Петербурге, не сразу доложил о второй поездке Виткевича в Кандагар (точнее, третьей, если учитывать, что Виткевич к тому времени успел посетить этот город дважды, по дороге в Кабул и возвращаясь оттуда). Это имело одним из своих последствий очередной всплеск беспокойства со стороны Перовского, который вновь «потерял» своего адъютанта. Судя по всему, во время своего недолго пребывания у стен Герата Ян не нашел возможности известить о себе тех, кто принимал живейшее участие в его судьбе. Причина могла заключаться и в требовании Симонича не разглашать детали тайной операции.
Так или иначе Василий Алексеевич снова места себе не находил, тревожился, и октября он в очередной раз обратился к Дивову с просьбой узнать, что там с «пропавшим» поручиком, ссылаясь, в частности, на то, что в Оренбурге длительное его отсутствие дало повод для различных слухов, «выпущенных здесь чрез Азиатцев». Якобы Виткевич погиб в Хиве, «где по приказанию хана удавлен вместе с пятью или шестью другими путешественниками». Губернатор вследствие охватившего его волнения принял такое ничем не подкрепленное сообщение за чистую монету. «Известие это, рассказываемое со всеми подробностями бухарцами, прибывшими из Хивы, носит на себе, к несчастию, признаки правдивости, а самое событие долженствовало произойти в течение прошлого апреля»[504].