— Тогда я даю вам слово, что дальше меня это не пойдет, — заверила ее Рози.

Снова повисло молчание.

Мередит в лучах солнца стояла у окна.

— Вы умеете танцевать, мисс…?

— Ошоди. — Рози произнесла фамилию, как говорили в Лагосе — Оу-шоу-дии.

— Вы умеете танцевать, мисс Ошоди?

— Немного.

— Я очень люблю танцевать. Правда, получается не очень часто, но если уж удается, танцую от души. В детстве я училась в балетной школе. Хотела быть балериной — да и кто не мечтал об этом? А потом обзавелась вот этим, — Мередит указала на грудь, — вдобавок сильно вытянулась, ну и… В общем, обычные отговорки. Я уехала за границу, путешествовала по Южной Америке, познакомилась с мужчиной…

Рози кивала, но Мередит, сочтя, что та слушает недостаточно внимательно, подошла к Рози, села рядом с ней на диван и пылко продолжила:

— Он научил меня танцевать танго. Знаете, мисс Ошоди, я танцую очень хорошо. За эти годы я уже и забыла, до чего хорошо танцую, хотя пробовала с разными партнерами. Но никак не удавалось поймать этот нерв, кураж, зажечь искру. — Мередит взмахнула рукой, и Рози живо представила ее на сцене под неотрывными взглядами зрителей. — И я все забросила. Перестала танцевать. А потом появился Максим. Он был великолепен — наверняка вам уже сообщили. Он танцевал с этими юными прелестными созданиями, это было красиво, но они не умели прочувствовать танец, не отдавались ему всей душой. Наверное, Максим заметил мой взгляд. И пригласил меня — дело было в Малиновой гостиной. Сперва я отказалась: куда мне тягаться с балеринами. Но он настаивал, другие гости его поддержали, я опомниться не успела, как очутилась в его объятиях, он сказал что-то пианисту, и тот (уж не знаю, кто это был) великолепно исполнил “Ревность”, а мы станцевали.

— Жаль, меня там не было.

— Жаль, что я там была. — Мередит хрипло вздохнула, поднялась с дивана и принялась расхаживать по комнате. — Тот танец пробудил во мне восемнадцатилетнюю девчонку, а в Максиме что-то такое, что вообще не имеет возраста. Казалось, ему тысяча лет, а не двадцать четыре или сколько там. Видите, я даже не знаю, сколько ему лет. За ужином мы не перебросились ни словом. Разговаривали наши тела — правильно говорят, что танец есть вертикальное воплощение горизонтальной страсти…

Рози догадывалась, куда клонится разговор, но не верила своим ушам. Однако постаралась ничем не выдать удивления. Неужели такое возможно?

— Вы с ним были близки? — осторожно уточнила она.

— Мы буквально переплелись. Танго очень телесный танец — и когда вы обнимаете друг друга, и когда отпускаете. Когда партнер прижимает вас к себе… Я поняла, что он меня хочет. Разумеется, я тоже его хотела. То есть… глупо, правда? Я по лицу вижу, что вы так думаете.

— Прошу прощения, я вовсе не имела…

— Мне пятьдесят семь, ему чуть за двадцать. И с моей-то внешностью. — Мередит с ненавистью покосилась на свою грудь и живот под изумрудным халатом. Рози с первого взгляда подметила ее элегантность, но Мередит видела лишь тридцать фунтов, набранных за менопаузу. Она двигалась медленнее, ее чаще мучила боль, и ей с каждым днем приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы не чувствовать себя невидимкой.

— Я имела в виду… где это было? В замке? — спросила Рози.

— Где мы переспали? — В ироничной улыбке Мередит сквозило ликование. — Бывало ли с вами такое, мисс Ошоди, что вы вдруг понимали, как сильно кого-то хотите, и неважно, хорошо это или плохо: вам просто необходимо быть с ним?

Рози сглотнула.