Книги

Вилла Гутенбрунн

22
18
20
22
24
26
28
30

— Иди… Скажи Новосильцеву… — более он ничего не смог произнести, перед глазами всё заволокло пеленой от слабости, от тёплого воздуха, печного жара и запаха съестного.

— Ступай. Приведи всех, — хозяйка сунула Волкову в руки связку лучины.

* * *

Марина смутно помнила путь через лес, её поддерживал еле бредущий лейтенант Новосильцев, потом гардемарин подвёл их к какому-то домику на опушке леса… Её уложили, накрыли тёплым одеялом, и чьи-то заботливые руки подоткнули его со всех сторон; от чужого прикосновения Марина инстинктивно вздрогнула и отодвинулась, однако та же мягкая рука ласково и уверено погладила её по голове.

— Спи, милая, забудь все печали!

— К-кто ты? — еле выговорила Марина сквозь дрёму.

— Пелагея я, — был ответ. Затем тихий, шелестящий голос начал напевать что-то… И под зыбко сочившееся звуки песни на незнакомом языке Марина уснула.

* * *

Она снова была там, недалеко от родного дома, вместе со своею молочною сестрой Пелагеей. Девочки почти с рождения были вместе: барыня, маменька Пелагеи, взяла мать Марины в кормилицы и няньки и, будучи женщиной доброй и отзывчивой, велела кормилице забрать маленькую дочку в барские покои, чтобы не разлучать их, — а потом уж Марина и Пелагея сроднились между собой так, что не разлей вода… Вместе они играли, шалили, бегали по саду, укачивали кукол, а когда немного подросли — старший брат Пелагеи брал их с собой на берег Кронштадского залива и учил плавать. Они недурно плавали и ничуть не боялись моря — до одного страшного дня.

…Они с Пелагеей бегут по кромке воды, состязаясь между собой, кто быстрее; светит солнце, брызги слепят, волны, шипят, окатывают колени — Пелагея немного выше и сильнее Марины, лучше плавает, она безрассудно смела и горяча, остановить её всегда невозможно.

— А ну, кто дальше заплывёт! Давай, сестрёнка! — радостно кричит Пелагея. Обе на ходу сбрасывают лёгкие сарафаны и остаются в белых рубахах… В заливе долго можно бежать по воде — и всё она по колено, а затем, неожиданно — ух! — точно в водяную яму провалишься. Они бегут, затем плывут: Пелагея впереди, Марина сейчас после. На солнце всё больше наползают тучи, вокруг темнеет. Вода становится холоднее: берег уже далеко. Марина оглядывается, в сердце вдруг вползает ледяной страх — она зовёт сестру и просит повернуть назад, но та не слушает… Марина сердится, нагоняет её, хватает за руку, заставляя повернуть к берегу, но Пелагея сильнее и вырывает руку… И вдруг она вскрикивает, точно от боли, взмахивает руками, ударяет ими по воде — Марина в испуге отплывает, ей кажется, что Пелагея сейчас потащит её на дно, — а та уже хлебнула воды, она задыхается, бьётся, Марина видит: сестра не может плыть. В ужасе Марина кричит: «Помогите!», но как назло, в этот час в заливе пусто. Марина отчаянно бросается к Пелагее, протягивает ей руку, но та обезумела от страха, цепляется за Марину, тянет под воду… Марина вырывается и отплывает; полуослепшая от слёз, она видит, как сестра ещё пытается держаться, но вода засасывает её, и тянет, тянет вниз… «Пелагея, Пелагеюшка!» — отчаянно зовёт Марина.

* * *

— Тут я, милая. Сон дурной приснился?

Марина открыла глаза и села. Просторная комната, печка, грубо сколоченный деревянный стол, лавки, полати… К ней приблизилась молодая женщина с кувшином в руках: высокая, красивая, светлые волосы ковром покрывали плечи и спину, а глаза у неё были прозрачно-голубые, точно вода в солнечный день.

— Проснулась, милая? Выпей-ка, — Пелагея поднесла к губам Марины кувшин.

— Где… Где они все? — проговорила Марина.

— А на берег пошли, капитан о корабле беспокоится, исправить его надобно… Здесь один из ваших остался, мол, помогать мне хочет. Пошёл вот дров нарубить.

Марина выпила козьего молока; вдруг ей сделалось покойно и легко; первый раз после смерти Алексея перестало теснить грудь тоской и страхом перед будущим.

— Тебя Пелагеей зовут — как сестрицу мою покойную, — зачем-то сказала она.

— Так, милая, Пелагеей. А похожа я на сестрицу-то твою?