А вот ее дядюшка, шестидесятилетний мистер Брук: «Человек мягкий и покладистый, он отличался большой пестротой мнений и некоторой зыбкостью политических убеждений».
Про младшую сестру Доротеи, обаятельную простушку Селию словно невзначай сказано: «Когда Селия решалась спорить, она умела находить доводы, как ей казалось, весьма убедительные». Как
Характер будущего супруга Доротеи, священника мистера Кейсобона, ироническое отношение к нему автора (а со временем и самой Доротеи) проявляются при первой же встрече с ним читателя. Кейсобону «невыносимо слушать банальности», он «сухощав и бледен, как подобает ученому мужу», говорит «четко и внятно, словно произнося публичную речь». Говорит четко и внятно, пишет же невнятно, витиевато, ни слова в простоте: «…в какой мере состояние ваших собственных чувств оправдывает мои счастливые чаяния».
Банкир Булстрод говорит слабым голосом и имеет нездоровый вид. Когда с кем-то беседует, вежливо наклоняется к говорящему, вперяет в него внимательный взгляд и прикрывает глаза ладонью, словно от усталости. Когда же говорит с самим собой, приходит к выводу, что «его тайные прегрешения прощены, а служение принято». Он не любит «грубости и чертыхания». Стоит ему заметить, что «женское кокетство исходит от дьявола», – и мы убеждаемся, что полку Пэкснифов, Тартюфов и Иудушек Головлевых прибыло.
«Решителен и независим» – сделает читатель вывод, обратив внимание на «твердые и упрямые рот и подбородок, хмурое и недовольное лицо» юного художника Уилла Ладислава, одного из главных героев романа, когда Кейсобон знакомит его с Доротеей. Но вот на губах Уилла заиграла улыбка, «в ней была только искренняя веселость без тени насмешки или самодовольства». Всего-то две фразы – а Ладислав уже заслужил наше расположение.
Точно так же, как молодой доктор Лидгейт, который обладал «необходимой для врача способностью сохранять серьезный вид, когда ему говорили всякий вздор, спокойным взглядом темных глаз и легкой изящной небрежностью одежды и речи». «В его манере держаться, – узнаем мы чуть позже, – чувствовались независимость, бесстрашное упование на удачу, вера в собственные силы и настойчивость». Упование на удачу, вера в собственные силы, как скоро выяснится, далеко не всегда ведут к успеху…
Проникаешься симпатией и к Мэри Харт. «Искренность, правдивость и справедливость были главными душевными свойствами Мэри – она не старалась создавать иллюзий и не питала их на свой счет, а в хорошем настроении умела даже посмеяться над собой». Умение посмеяться над собой, заметим, – едва ли не самое ценное человеческое качество. И Джордж Элиот, писавшая Мэри Харт, как и Мэгги Талливер, с себя, этим качеством, по всей видимости, владела в полной мере.
Особое место среди протагонистов романа занимает отец Мэри Кэлеб Гарт. «Самый бедный и самый добрый», из тех редких натур, которые «требовательны к себе и снисходительны к другим», тот, «кому стыдно за чужие неблаговидные поступки», кто предпочитает «сам сделать работу за других, лишь бы не указывать им на промахи и небрежность», – Кэлеб Гарт продолжает линию героев Джордж Элиот, честных тружеников, которым не слишком везет в жизни. Линию, идущую, в сущности, от отца писательницы, хотя Роберта Эванса невезучим, пожалуй, не назовешь. Кэлеба Гарта, как и Адама Бида, с Эвансом роднит многое. Роднит со всеми, кто «пытается сохранить благородную гармонию между своими мыслями и делами»[69].
9
«Мидлмарч» выходит в «Блэквуд мэгазин» в 1871–1872 году, в 1876 году появляется «Дэниел Деронда». Джордж Элиот, как видно, чувствует, что этот ее роман – последний. А потому на вопрос, какой роман будет следующим, отвечает уклончиво:
«Что до великого романа, который еще предстоит написать, должна сказать, что я никогда не верю в будущие книги… Всякий раз, когда я кончаю книгу, меня охватывает отчаяние, а вдруг я не смогу написать что-нибудь стоящее. Ответственность писателя возрастает по мере того, как мир становится старше и голос мертвецов звучит все громче и громче».
Куда большее отчаяние, отнюдь не литературного свойства, охватывает Джордж Элиот спустя два года: 28 ноября 1878 года умирает Льюис. Мэри-Энн остается жить два года. Жить – но не доживать, и это при том, что без поддержки Льюиса – творческой, моральной, психологической – существовать она не привыкла. Хорошо понимая, что при такой тяжкой утрате главное – не расслабляться, занять себя делом, она приводит в порядок неоконченные труды мужа, дописывает последний том его монументального труда «Проблемы жизни и рассудка», над которым он трудился последние пять лет. Учреждает фонд Льюиса для студентов-физиологов Кембриджа, много проводит времени с его сыном Чарльзом Ли Льюисом, перешедшим под опеку отца еще в 1859 году; одно время ни с кем, кроме него, не общается. Пишет проект реформы женского образования, выпускает сборник эссе о литературных нравах «Впечатления Теофраста Такого-то» (1879).
И, неожиданно для всех (и для самой себя?) выходит замуж за сына их с Льюисом старинной приятельницы Джона Уолтера Кросса, с которым они еще в 1869 году познакомились в Риме. Проработав двенадцать лет в нью-йоркском банке, Кросс возвращается в Англию, поселяется в доме матери, сходится с Льюисами, гостит у них в Уитли и через два года после смерти Льюиса (и матери) женится на Мэри-Энн; еще до брака он ведает ее финансами и оказывает поддержку в ее одинокой жизни. Жениху – сорок, невесте шестьдесят. А впрочем, пишет же Джордж Элиот в финале «Мидлмарча», что «высшая точка в союзе двоих – преклонный возраст»[70].
Решение выйти за Кросса замуж принимает не сразу, медленно, постепенно готовит себя (и будущего мужа) к этому непростому шагу – вспоминаются ее «ступенчатые» письма Бреям о близости с Льюисом четверть века назад.
«Когда-нибудь, если еще буду жива, смогу Вас увидеть, – пишет она Кроссу через два месяца после смерти Льюиса. – Быть может, – раньше, чем кого бы то ни было, – но не теперь. Жить становится не легче, а с каждым днем все тяжелее».
Следующее письмо спустя неделю, в ответ на его настойчивые уговоры увидеться:
«Когда я говорила «увидимся когда-нибудь», я имела в виду, что не скоро. Я хочу пожить, чтобы сделать кое-что еще ради него. Стараюсь набраться сил, чтобы трудиться, сколько можно, чтобы спастись от безумия. На этом пока всё…»
А вот что Джордж Элиот пишет Кроссу 7 февраля 1879 года:
«Мне необходима Ваша привязанность. Мне поможет любая забота людей, которых я уважаю и люблю. Думаю, через неделю-другую мне захочется видеть Вас. Иной раз это желание возникает у меня даже сейчас, но тут же наваливается страх… Мое чувство одиночества с каждым днем увеличивается…»
23 февраля она разрешает ему прийти, а спустя два месяца решение связать с ним жизнь, по всей вероятности, принято: «Мне ужасно нужен Ваш совет. Пожалуйста, приходите, когда можете – утром, днем или вечером».