предупреждает поэт «Владычицу островов» – какие только метонимии не приходят начинающему стихотворцу в голову.
Второй поэтический сборник Бронте «Сельские вирши», куда вошли всего восемь стихотворений, в первую очередь предназначен, пишет в предисловии автор, низшим классам общества: «Для удобства нуждающихся и необразованных автор счел необходимым написать совсем немного, дабы не обременять читателя высокими материями. Постарался, насколько это возможно, добиться простоты, ясности и доходчивости стиля и содержания».
Содержание же большинства стихов с головой выдает проповедника евангелического толка: без веры нет спасения, только вера дарует счастье.
И, добавим, хранит от невзгод. К примеру, от нападения луддитов, которые в эти годы представляют реальную угрозу, покушаются не только на станки, лишавшие их работы, но и на тех, кто, подобно законопослушному Бронте, защищает закон, порядок и веру. Встреча, особенно ночью, с луддитами, вооруженными топорами, молотками, а то и огнестрельным оружием, не сулила ничего хорошего, сутана и стихарь от нападения озлобленных, как правило, нетрезвых трудяг, которым нечего терять, не спасали. Патрику Бронте, однако, не изменило присутствие духа; рассказывают, что однажды поздним вечером, идя проселочной дорогой из церкви, он столкнулся на свою беду с группой вооруженных луддитов и на окрик: «Кто идет?» бестрепетно, не мешкая ни минуты, ответил: «Свои!», благодаря чему остался жив. После этого случая, который мог стоить ему жизни, Патрик Бронте, рассказывает Гаскелл, держал по ночам у изголовья заряженный пистолет, который с наступлением утра разряжал из окна. Эту его привычку автор «Жизни Шарлотты Бронте» объясняла не предусмотрительностью, а природной вспыльчивостью, необузданностью.
3
В январе 1812 года методисты открыли в Рэдоне, в Вудхаус-Гроув, школу для детей священников и проповедников, и возглавивший школу Джон Феннелл, приятель Бронте по Веллингтону, пригласил Патрика экзаменовать учащихся по древним языкам. В Вудхаус-Гроув Бронте и познакомился с Марией Брэнуэлл, племянницей Феннелла, двадцатидевятилетней сиротой, дочерью несколько лет назад умершего бакалейщика из Пензенса. Красавицей Марию, по тем временам старую деву, набожную, нескладную, какую-то неприметную, назвать было никак нельзя, однако, познакомившись с ней поближе, Патрик убедился, что Мария неглупа, наблюдательна и остроумна.
Сказать, что сельский пастор влюбился в Марию без памяти, как три года назад в восемнадцатилетнюю хорошенькую Мэри Бердер, было бы некоторым преувеличением – но Патрику шел уже тридцать шестой год, ярмарка невест в этих довольно глухих йоркширских краях была небогата, долго оставаться холостым сельский священник позволить себе не мог, да и немолодой уже Марии отступать было некуда, – и в августе того же 1812 года Патрик, в очередной раз преодолев двенадцать миль от Хортсхэда до Рэдона и рискуя быть по дороге избитым, а то и убитым луддитами, сделал Марии предложение, которое было принято.
Переписываясь с женихом, Мария, однако, как полагается приличной девушке, давала ему понять, что хотя согласие и дала, но боится, что не подумала хорошенько и ее решение было излишне поспешным:
«Когда я размышляю, сколь недолго имела я удовольствие Вас знать, то сама удивляюсь своей опрометчивости».
Что она еще должна посоветоваться со Всевышним, Он – ее пастырь и единственная надежда:
«На себя я не полагаюсь, я взываю к Тому, Кто всегда вел меня по жизни и не оставит в трудную минуту».
По прошествии некоторого времени в письмах, между тем, начинает пробиваться кокетство:
«Иногда я и вправду думаю о Вас, но как часто это происходит, я Вам не скажу – а то еще загордитесь… Если и впредь не станете давать мне проходу (Патрик, надо понимать, был настойчив), я вынуждена буду запретить Вам сюда приезжать».
А еще через месяц, уже без всякого стеснения, следует ответное признание в любви:
«Мой дорогой, распрекрасный (saucV) Пэт, я верю, что Всевышний создал нас с тобой друг для друга. Так давай же, молясь часто, чистосердечно, исполним Его волю. Я ничуть не сомневаюсь в твоей любви и от всего сердца заявляю: тебя я люблю больше всех на свете».
На это признание Патрик Бронте отозвался третьим и последним своим поэтическим сборником «Сельский менестрель», в котором пастор отчетливо берет вверх над поэтом. В одном стихотворении праведник на смертном одре утешается тем, что ему уготовано вечное спасение и что отныне не человек, а Господь будет его защитником. В другом, слушая церковные колокола или Арфу Эрина (автор ведь ирландец), грешник сознает, что срок его измерен, и он должен успеть покаяться, если хочет обрести вечную жизнь. Есть у менестреля и стихи, обращенные к молодой жене, одно из них, озаглавленное «Строки, посвященные даме в день ее рождения» и написанное в апреле 1813 года на тридцатилетие Марии, начинается словами: «Пойдем напьемся воздухом весны», а кончается обращенным к Господу пожеланием, чтобы всю жизнь они прожили душа в душу, «единым сердцем» («undevided heart»), как, если быть точным, лирический герой выразился.
Патрик и Мария и в самом деле зажили «единым сердцем»: в апреле 1814 года, спустя полгода после публикации «Менестреля», в хортсхэдской церкви окрестили Марию Бронте, их первенца, а в феврале 1815-го – вторую дочь, Элизабет; и та и другая, как и их мать, проживут недолго.
Не прошло после крестин и месяца, как Патрик Бронте «пошел на повышение» – получил постоянное место викария в Торнтоне, где проживет пять лет и где, вскоре по приезде, отслужит благодарственный молебен по случаю победы герцога Веллингтона при Ватерлоо. Торнтон находился, как теперь говорят, в шаговой доступности от многолюдного, оживленного Бредфорда, всего в тринадцати милях от Хортсхэда, прихожан теперь у викария стало намного больше, в его приход, помимо Торнтона, входило и несколько деревень в округе. Выросло и жалованье, увеличились, впрочем, и расходы: Патрик Бронте – лучше поздно, чем никогда, – стал семьянином. И семьянином многодетным; двухэтажный пасторский дом, который теперь ему полагался, оказался весьма кстати. В скором времени и он станет семье тесен.
Дел у торнтонского приходского священника прибавилось. Проповедей стало больше, иные, например, «Иисус Христос всегда один и тот же – вчера, сегодня и во веки веков», пользовались немалым успехом. Имелись еще занятия в воскресной школе, заседания всевозможных обществ – Библейского, Библиотечно-литературного. В его ведении были освещение и ремонт церквей, благодарственные молебны и, в отсутствие младшего священника, – ежедневная рутина: крестины, свадьбы и отпевания.
Для сочинения петиций (эмансипация католиков, отмена смертной казни: Патрик был известен «милостью к падшим») и, тем более, занятий литературой Патрик, тем не менее, время находит; теперь, правда, он переключился с поэзии на прозу, столь же и по духу, и по букве нравоучительную. Постоянная тема его статей и рассказов, таких, как, скажем, «Дом в лесу», – обращение; Святой Павел – его кумир. Живущая в крохотном лесном доме скромная, набожная Мэри не дает себя соблазнить богатому развратнику и безбожнику – и тот, проникшись к девушке глубоким чувством, на глазах у умиленного читателя преображается: он уверовал, учит, да еще безвозмездно, как Патрик, сирот в воскресной школе, раздает деньги неимущим и завоевывает сердце Мэри, они женятся и живут долго и счастливо.