Средневековые хронисты, обращая серьезное внимание на свойства скандинавов как воинов, в частности на их поведение в битве, а также их обычаи, связанные с войной, сообщали, что они очень воинственны и отважны в битвах. Так, например, сравнивая воинские и моральные качества скандинавов из разных мест северного региона, хронист Адам Бременский отмечал, что: свеоны (шведы) особенно свободолюбивы, что «они славятся своей силой и битвами, в которых независимо от того, сражаются ли они на конях или на кораблях, показывают себя превосходными воинами»; даны – «столь презирают слезы и рыдания, а также другие выражения скорби, которые у нас считаются нормальными, что плакать у них не положено ни о своих грехах, ни о смерти близких». Что же касается норвежцев, то, по словам Адама Бременского, в «Норвегии воспитываются храбрые воины, ибо сочные плоды не смягчают их нрав. Норвежцы чаще нападают на других, чем подвергаются нападениям… Движимые недостатком дела на родине, они обходят весь мир и посредством пиратских набегов на всевозможные земли добывают богатства, которые привозят домой, восполняя, таким образом, неудобства своей страны». А вот что говорит Снорри Стурлуссон устами одного из своих героев, сравнивая норвежцев и исландцев: «Многие в битве проворнее вас, исландцев, поскольку вы не так привычны к ним, как мы, норвежцы, но никто не отважнее вас». «Сага о Сверрире» подтверждает высказывания Адама Бременского, рассказывая о том, что скандинавы в сложных условиях предпочитали быструю смерть мучительному умиранию и самоубийство позорному плену; хронист считает это «обычаем язычников». В целом можно сказать, что скандинавы в эпоху викингов, когда война была повседневностью и входила в жизнь людей Севера как ее важная составная часть, были в основном отважными и безжалостными воинами, смелыми и любознательными мореходами и любителями чужого добра. Только из такой среды могли выйти люди, подобные Эйрику Рыжему («Сага об Эйрике Рыжем»), который открыл Гренландию и провел там три года, или его сыну Лейву, «рослому, сильному и видному человеку, умному и сдержанному», который «поехал искать новые страны, о чем было много разговоров» и в результате доплыл до Америки. Это были суровые люди, о них говорили, что они «редко слушаются и редко извиняются». Среди них был знаменитый датчанин Рагнар Лодборг Кожаные Штаны, который в IX веке воевал в Англии. Или Хрольв Пешеход (герой одноименной саги из саг о древних временах), которого отождествляют с известным викингом Ролло (Роллон), что в 911 году вынудил короля Франции Карла Простоватого заключить с ним мирный договор и дать ему в лен будущее Нормандское герцогство. Кстати, насилие как образ жизни оставалось частью скандинавского характера в Средние века довольно долго, несмотря на то, что христианство к тому времени уже прочно установилось в Скандинавии и, что называется, пустило корни. Некоторые исследователи пытаются списать все особенности военного дела у скандинавов на одно лишь поклонение богам войны. Но во многих смыслах бог войны являлся симптомом культуры насилия, но не ее причиной. Свидетельства принесения в жертву плодов победы путем ритуального их уничтожения встречаются в датских болотах в виде окаменелостей времен Железного века, о них также говорится и во «Всеобщей истории» (Эрозия, жившего в IV–V веках. Жертвоприношение служило у скандинавов инструментом выполнения особых клятв. Иногда захваченные в бою трофеи, будь то вооружение или пленники, посвящались богам в обмен на оказание помощи в выигрыше новых сражений. Убеждение, что поля битв представляли собой области, принадлежавшие могущественному богу войны, оказалось достаточно живучим и сохранялось у северян долгое время после того, как более южные германские племена континента приняли христианство. Имя скандинавского бога войны не всегда одинаковое, и не только потому, что оно часто скрывается под эвфемизмами и метафорическими титулами. Существовало по меньшей мере два такого рода божества, как узнаем мы из подробностей, приводимых Снорри Стурлусоном: это Тюр, если можно так выразиться, узкопрофильный бог войны, битвы, поединков, хранитель воинских правил, и Один, отец богов и также бог войны и военных дружин, покровитель героев, который решает, кому из живущих на земле конунгов даровать победу, а кого обречь на позор (есть мнение, что Тюр был верховным богом до тех пор, когда его культ не был смещен культом Одина). В отличие от Тюра Один более сложная фигура, область интересов которой не ограничивается каким-то одним полем деятельности, а касается всех аспектов властной политики. Религия скандинавов не была проникнута моральным пафосом, нравственные понятия добра и зла в абстрактной форме были им чужды. Но вместе с тем эта религия придавала напряженность жизни. Так, по верованиям скандинавов, умершие попадали в Хель – мрачное царство мертвых, где царят холод, печаль, где все бездеятельны. Но воины, павшие в бою, считались избранниками Одина. Скандинавы считали, что воин должен принять смерть на поле боя с оружием в руках, только тогда он попадет в золоченые палаты Одина – Вальгаллу, где есть место только доблестным воинам, которые будут участвовать в последней битве богов. Такая религия воспитывала в скандинавах непреклонность и бесстрашие даже перед лицом поражения и смерти. Военную удачу скандинавы считали одним из главных признаков благоволения богов.
4.3. Военная подготовка викингов
В древнескандинавском обществе основным воинским соединением являлось, по сути, все племя, которое состояло из родов или семей (в древненорвежском языке для обозначения такой расширенной семьи использовалось слово «aett»). В обществе, где семья или род являлись основополагающей боевой единицей, воинская подготовка была частью повседневной жизни. У скандинавов в то время все поведение человека подчинялось одному требованию, принципу: способствовать благу своего рода.
В начале эпохи викингов в Скандинавии военная подготовка молодого поколения зависела от традиций рода (естественного или искусственного). Старшие члены рода передавали знания и обучали боевым приемам младших как в обычных учебных боях, так и просто путем рассказов о том, как сражались какие-то наиболее заметные персонажи. Примеры из жизни героев и каких-либо выдающихся и бесстрашных воинов рода способствовали повышению чувства ответственности молодого человека перед военным сообществом. В целом можно сказать, что детей мужского пола скандинавы воспитывали как людей, которым предстоит стать воинами уже в самом недалеком будущем. Скандинавские дети играли в полувоенные по природе игры, тем самым пропитываясь духом насилия, что позволяло подросткам быстрее приучаться пользоваться боевым оружием. Большое количество древнескандинавских источников, касающихся искусства владения оружием и не скупящихся на подробности, предлагают нам возможность заглянуть внутрь скандинавского военного сообщества и понять, какую важную роль в жизни викинга-воина играло мастерство бойца. Так, например, малолетний Магнус Олавсон (Добрый) и Олав Трюггвасон, которому было не более девяти-десяти лет от роду, а Эгиль Скаллагримсон и вовсе в возрасте семи лет уже ловко действуют боевыми топориками, расправляясь с врагами намного старше себя. А Харальд Сигурдсон (Суровый) в возрасте пятнадцати лет владеет даже приемами боя двумя мечами одновременно. Со временем постоянными упражнениями и участием в заморских набегах мастерство юных скандинавов все более оттачивалось. Отменным бойцом предстает «конунг-викинг» Олав Трюггвасон, обладавший умением одновременно посылать в цель метательные копья обеими руками. К тому же он был искусным стрелком из лука: на предельной дистанции без промаха сбивал стрелой с головы ребенка маленькую дощечку (согласно сагам, стрельба из лука была у скандинавов одним из умений благородного человека, «истинного мужа»). Не уступал конунгу Олаву Трюггвасону и его сподвижник Эйнар Брюхотряс (982-1050), имевший лук исключительной мощности. Упоминания в саге удостоился исландец Гуннар, умевший биться мечом и одновременно метать дротики.
У скандинавов физическая сила, выносливость и ловкость приобретались и поддерживались постоянными телесными упражнениями. Некоторые из них были весьма оригинальны: бег вверх по крутому склону, наперегонки с лошадью и на лыжах, в подбитых железом башмаках, скалолазание без всяких приспособлений, прыжки в полном вооружении, борьба под водой, пробежки по веслам за бортом корабля во время работы гребцов, уклонение от метательного оружия. Многие викинги достигали в этих «видах спорта» поразительных результатов. Таких воинов организаторы походов за море всячески стремились заполучить в свои личные дружины. Так, например, в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» говорится: «Харальд конунг брал в свою дружину только тех, кто выделялся силой и был во всем искусен. Только такие люди были на его корабле». В дружине Олава Трюггвасона «…ни один человек… не должен быть старше шестидесяти и младше двадцати лет, и они тщательно отбирались по силе и храбрости… как изнутри страны, так и из других стран…» Наряду с воинскими науками, скандинавская молодежь усваивала и методы устрашения, которые викинги обычно применяли к пытавшимся им оказать сопротивление людям. Тонкости своего ремесла юные викинги постигали весьма прилежно. Последующие деяния их– наилучшее тому подтверждение. Кстати, сколь бы ни был высок уровень индивидуальной ратной выучки викингов, он никогда не противопоставлялся ими умению слаженно действовать в упорядоченных боевых построениях, существование которых предполагало некое централизованное управление ими. В опытных военных вождях викинги определенно не испытывали недостатка. Первые уроки военного искусства выходцы из высших слоев скандинавского общества получали в самом юном возрасте. Предпочтение отдавалось практике – отцы отсылали своих отпрысков под опекой искушенных в своем деле военачальников прямиком в пиратские рейды. К примеру, Эйрик Харальдсон («Кровавая Секира») начинает принимать в них участие с двенадцати лет, его тезка, сын ярла Хакона, – с десяти-одиннадцати лет, а Харальд Суровый заставил хлебнуть походной жизни своего сына Магнуса, когда тому исполнилось лишь девять лет.
В эпоху викингов выходцы из высших слоев скандинавского общества должны были владеть такими навыками, как: борьба, плавание, верховая езда, ходьба на лыжах, умение владеть оружием. Причем, например, умение плавать не просто означало способность держаться на воде, но предполагало умение глубоко нырять и плавать на дальние дистанции. А владение оружием включало в себя умение стрелять из лука и в совершенстве пользоваться мечом и боевым ножом. Как высшее достижение в этом виде «фгбШг» (древнеисландский термин «фгбшг» – «искусства» – служит для обозначения разных видов навыков) «Сага об Олаве Трюггвасоне» называет способность Олава балансировать несколькими ножами одновременно (Круг Земной). По-видимому, этот вид искусств вызывал особое восхищение современников. К числу других искусств (фгб «п), которым должен был быть обучен молодой скандинав знатного рода, относились также знание законов, умение вырезать и читать руны, сложение стихов, игра на арфе, игра в шахматы и другие распространенные в Средние века настольные игры, наличие некоторых ремесленных навыков, таких, как, например, ювелирное дело. Но не всякий человек, естественно, мог преуспеть сразу во всех искусствах. По сагам, только конунги и ярлы могли превосходить других сразу в нескольких из них. Конунг Харальд Суровый, как сам он говорит о себе в висе, написанной для Елизаветы Ярославны, своей будущей супруги, отличался в восьми искусствах: езде верхом, плавании, ходьбе на лыжах, стрельбе из лука, гребле, сложении стихов, игре на арфе, знании поэзии. Герой «Саги об Оркнейцах» Кали Кольссон, сравнивающийся в саге с ярлом Рёгнвальдом, преуспел в девяти искусствах: игре в шахматы, знании рун, книжной грамотности, ювелирном деле, ходьбе на лыжах, стрельбе из лука, гребле, игре на арфе и сложении стихов. Упоминание об успехах в искусствах является одним из важных элементов характеристики героев в сагах. Так, в «Саге об Одде Стреле» говорится о главном герое: «он научился всем искусствам, которыми мужчине полагается владеть». Из последующего текста ясно, что к ним относились борьба, участие в играх, плавание, стрельба на скаку из лука, а в перерывах между этими занятиями молодые люди беседовали с мудрыми людьми или говорили на иностранных языках. Кстати, в более поздних произведениях, в частности в рыцарских сагах, количество искусств, которыми могли «похвастаться» скандинавские герои, уменьшается. Здесь упоминаются лишь плавание, игра в шахматы, стрельба из лука, владение оружием (щитом и мечом) и книжные знания (интересно, что в одной из саг, «Саге о Ремунде», к числу достоинств героя отнесено его умение говорить на многих языках).
4.4. Народное ополчение, дружина конунга и свободная дружина викингов
Какой бы период эпохи Средних веков мы ни рассматривали, привычным и естественным состоянием общества того времени было состояние войны. Тем не менее в ходе исторического развития в характере и содержании тех конкретных сил, вооруженными руками которых осуществлялись боевые действия, происходили достаточно значительные изменения, которые всегда находились в теснейшем контакте с эволюцией самого социума. Поскольку человек-воин, сколько бы ни говорилось о важности прочих аспектов средневековой жизни, бесспорно, находился в центре «линий напряжения» той эпохи, являя собой единственную реальную силу, с которой приходилось считаться всем остальным членам общества. Общеизвестно, что критерием оценки вооруженных сил во все времена является их эффективность. Так вот дружины скандинавских викингов, около трех веков наводивших страх на значительную часть Европы и достаточно серьезно влиявших на ситуацию в государствах, которым не повезло стать их желанной добычей, являлись по этому основному показателю для своего времени если не недосягаемым, то все же образцом воинских коллективов. И даже такие тактические промахи и громкие поражения, как, например, разгром викингов в 890 году в Бретани, в 891 году при Левене, в 1066 году под Стэмфордбриджем, не изменяют общей картины или, что вернее, остаются исключением, подтверждающим правило. Также нет сомнений в том, что отряды викингов бывали достаточно многочисленными. Так, в 810 году Готфрид Датский привел во Фрисландию 200 кораблей викингов; в 837 году король Леона, отразив нападение викингов, сжег 70 их кораблей; примерно в это же время в Ирландию вторглись два флота викингов общей численностью не менее 120 кораблей. И далее: в 845 году– на Сене 120 кораблей; в 849 году– 140 кораблей в Ирландии; в 851 году– 350 в Англии; в 852 году – 252 корабля во Фризии, Фландрии и Франции и т. д. Принимая среднюю численность команды боевого скандинавского корабля в пределах 40–70 человек, мы можем сказать, что уже для первых этапов «движения викингов» армия в 10–20 тысяч воинов не была чем-то экстраординарным. Цифры корабельного состава, приводимые источниками, представляются нам более убедительными, нежели численность воинских отрядов. Скандинавские саги довольно часто оперируют численностью именно кораблей, а не воинов (это, разумеется, не относится к сугубо сухопутным походам). При организации и созыве ледунга именно корабль был основной единицей. Хакон Добрый ввел закон, согласно которому все населенные земли от моря до той границы, куда поднимался по рекам лосось, были поделены на корабельные округа. «Было определено, сколько кораблей и какой величины должен выставить каждый фюльк в случае всенародного ополчения», – говорится в «Саге о Хаконе Добром». Кстати, в этой саге практически нет упоминаний о численности личного состава – лишь количество судов. Две ладьи Хакона разбивают одиннадцать кораблей датчан; в морском сражении с сыновьями Эйрика девять его кораблей противостоят более чем двум десяткам кораблей противника. Судя по всему, эта информация вполне удовлетворяла потенциального слушателя саги и была для него достаточной. Кроме того, корабль выступает здесь совершенно определенно в качестве самодостаточной боевой единицы. Отметим, что сам по себе скандинавский корабль не нес никакого наступательного вооружения. Вся его ударная сила была представлена лишь оружием команды (в основном морской бой сводился к рукопашной схватке на палубах сцепленных кораблей). То есть сам драккар боевым кораблем был только в силу и при условии наличия на нем «морской пехоты», единолично и в буквальном смысле «собственноручно» решавшей исход схватки. Между тем известно, что в начале эпохи викингов Скандинавские страны не представляли собой сколько-нибудь единых организмов; лишь через сотню лет после начала массовых походов викингов можно говорить о результативных попытках первичного объединения северных стран – при конунге Горме Старом (940) в Дании, при конунге Харальде (860–940) в Норвегии. К тому же ни Горм, ни Харальд Прекрасноволосый не блеснули, насколько можно судить, на поприще крупных заморских походов, растратив, вероятно, силы при покорении соотечественников. В целом можно сказать, что в основном все набеги викингов на чужие земли совершались силами профессиональных воинов, составлявших дружины скандинавской знати. Тут нелишним будет отметить, что устойчивость дружинной организации и рост влияния военных вождей происходят в случаях, когда существуют источники богатой добычи (развитые, но слабые соседи или пути транзитной торговли, т. е. возможности для систематического и в перспективе «институализированного» рэкета). В условиях высокой ликвидности военного дела и грабежа все процессы политогенеза резко ускоряются. Итак, дружина (лат. comitatus) появляется по мере накопления в социуме индивидов с девиантным «супермужским» поведением. Появление нового социального слоя, касты спутников военного вождя, претендующих на власть и почести, требует новых форм идеологической консолидации и легитимизации – это добровольное объединение под началом вождя, взаимная верность, кооптация пассионарной молодежи, ритуал принесения клятвы, повышенная мобильность, особые внешние аксессуары, культ оружия и силы. С организационной точки зрения в эпоху викингов в Скандинавии имели место три основных типа воинских формирований, это: народное ополчение, дружина конунга и свободная дружина викингов (боевая дружина в Скандинавии эпохи викингов называлась словом «хирд»; хирд подчинялся конунгу, ярлу или херсиру; как правило, дружинники-хирдманны полностью повиновались вождю, представляя собой подобие семьи). Народное ополчение было наиболее древним и естественным видом вооруженных сил Скандинавии эпохи викингов. Истоки его происхождения коренились в глубокой древности и были столь же стары, как и сам организованный социум. Во главе народного ополчения, состоящего из всех боеспособных свободных скандинавов мужского пола, стоял вождь. Слово «херсир» (hersir), обозначавшее вождя, происходит от древнескандинавского hen – войско, народ. Быть вождем племени, народа значило возглавлять воинское ополчение. Во время войны вождь пользовался неограниченной властью. Он постоянно требовал от подчиненных ему жителей хранить в порядке необходимое оружие. Существовало понятие «народное оружие», т. е. оружие, которое должен был иметь каждый свободный скандинав. В его состав входили боевой топор или меч, копье, лук со стрелами, щит. Поскольку война сплошь и рядом шла на море, в прибрежных водах, требовались корабли, и население Скандинавии было обязано на свои средства, вскладчину, строить и снаряжать боевые корабли, поставлять провиант и служить на них. В эпоху викингов жители приморских районов Швеции, Дании и Норвегии были организованы в «корабельные округа»; от каждого выставлялся полностью снаряженный военный корабль с командой. В некоторых сагах упоминается, как именно происходил сбор народного ополчения. Так, например, норвежский конунг Хакон Добрый в середине X века упорядочил сбор так называемого морского ополчения. Как сообщает сага, в то время страна была разделена на корабельные округа так далеко от моря, «как поднимается лосось», и было установлено, сколько именно кораблей должен выставить каждый округ при вторжении неприятеля в страну. Для оповещения округов была создана специальная система сигнальных огней, позволявшая за неделю передать сообщение через всю Норвегию. В эпоху викингов в силу специфически заторможенных в Скандинавии процессов исторического развития эффективность народного ополчения на уровне отдельного бойца вряд ли принципиально отличалась от эффективности профессионала-дружинника. Ведь многотысячные армии, осуществлявшие все наиболее массовые походы викингов, состояли в основном из покинувших родной дом скандинавских бондов, масса превратностей повседневной жизни которых заставляла не только поддерживать постоянную боеготовность, но и совершенствовать свои боевые навыки во владении оружием. Кстати, а те победы, которые достигались викингами при прочих равных условиях (численный паритет, отсутствие фактора внезапности или помощи «пятой колонны»), были следствием не только большего мастерства при обращении с оружием в бою, но и более высоким уровнем боевого духа и психологических установок. Стоит напомнить, что многие наиболее воинственные и агрессивные, оставившие яркий след в истории герои саг наподобие Греттира лишь эпизодически входили в состав дружин каких-либо конунгов, по большей же части вели жизнь бойцов-одиночек и предпочитали действовать на свой страх и риск. Основной же функцией ополчения следует считать решение задач местной обороны (в Норвегии, в частности, обороны побережья, чему и служили реформы Хакона Доброго). Также народное ополчение служило, в свою очередь, и источником рекрутирования новых членов в дружины. Скандинавский вождь (конунг, ярл или херсир) эпохи викингов был окружен дружиной, в которую входили молодые люди, искавшие добычи и славы. Такой вождь мог защитить соплеменников от врагов и захватить новую территорию для поселения. Отношения в дружине строились отнюдь не на началах равенства, как может показаться из слов датских викингов («мы все равны!»): дружинники приносили вождю присягу верности, нарушение которой покрыло бы их несмываемым позором, получали от него меч и иное оружие, коня и долю в добыче и считали его своим господином. Слово «herra» – господин– встречается уже в самых ранних песнях скандинавских скальдов для обозначения предводителя дружины. То, что Тацит писал о древних германцах: «Вожди сражаются за победу, дружинники – за вождя», – полностью подходит и к скандинавским дружинам эпохи викингов. Вернуться из сражения, в котором пал вождь, было признаком трусости – одного из самых постыдных пороков, с точки зрения скандинавов. Дружина должна была защищать вождя, служить ему и пасть в бою вместе с ним, если военное счастье ему изменило. Дружинники служили предводителю и в его усадьбе, где они жили. Некоторые дружинники назывались «свейнами» – то были оруженосцы и слуги, обязанные стоять за столом, когда пировали вождь и старшие дружинники, и подавать им питье и еду. Власть вождя над дружинником, пока тот оставался с ним (он мог быть отослан из дружины или уйти сам с разрешения вождя), была чрезвычайно велика. Скандинавское общество, во главе которого стоял конунг, опиравшийся на дружину, отчасти содержало его и его воинов за свой счет. Еще древние германцы приносили вождям подарки в виде скота и земных плодов. С течением времени эти дары неизбежно утрачивали добровольный характер и превращались в дань или кормление, которое все домохозяева обязаны были предоставлять вождю. Усадьбы конунгов, ярлов и херсиров служили местом, куда население свозило продукты для вождя и его свиты. Такие поборы назывались «вейнлой», т. е. кормлением, угощением, пиром. Вождь, имевший несколько усадеб, расположенных в разных частях возглавляемой им области, разъезжал по этим дворам и кормился вместе со своими людьми за счет приношений. Прокормить многолюдную дружину могущественного конунга, ярла или херсира было нелегко, население нередко видело в этой обязанности серьезное для себя обременение. Для того чтобы не истощить ресурсы жителей и не вызвать у них недовольства, вождям приходилось чаще переезжать из одной местности в другую, нигде не задерживаясь подолгу, либо отправляться за добычей к соседям или за море. Когда же они пытались сократить рацион дружинников, те не скрывали своего недовольства. Казалось естественным, что вождь щедр на угощения, как и на браслеты и гривны, которые он дарил своим приближенным.
Дружины конунгов и свободные дружины викингов имеют много общего между собой. В целом можно сказать, что во всех типах дружин культивировался боевой дух, также дружинная среда изначально строилась на принципах военного интернационализма и социальной открытости (меритократических принципах отбора), однако дружины имели свою внутреннюю иерархию, связанную с возрастом, личными качествами, заслугами, опытом, отчасти происхождением ее членов. Так, скандинавские дружины подразделялись на две категории – «старших» и «младших». На материале англосаксонской поэмы «Беовульф» такая дихотомия просматривается особенно отчетливо. Конунг Хродгар, которому суждено было стать великим правителем дворца Хеорот, в молодости возглавлял отряд «молодых воинов», которые потом выросли и стали его дружинниками. То есть наследник престола превратился в конунга, а окружавшие его юноши выросли во взрослый элитный отряд. Сыновей Хродгара также окружают отряды «детей мужей», сидящие на пиру за отдельной скамьей. В «Младшей Эдде» подчеркивается, что среди дружинников, «домашней стражи», выделяются «старшие», «внутренняя дружина». Кроме того, противопоставляются «ярлы и херсиры», обладающие своими владениями и своими дружинами, и дружинники, окружающие конунга. Собственно, история сложения вокруг династий конунгов их военных отрядов – дружин и борьба руками членов этих отрядов за установление власти конунга на возможно большей территории – и есть история генезиса государства. В эпосе северных народов поровну воспевается и верность конунгам, и бесстрашие, следование «северной этике мужества», предполагавшей опрометчивые и явно несуразные, но удалые поступки. Так, гимном верности может считаться датская поэма «Речи Бьярки», где центральный сюжет составляет гибель в бою двух дружинников Бьярки и Хьялти у тела их убитого вождя Хрольфа. Мотив ответственности дружины перед вождем ярко звучит в финальных сценах поэмы «Беовульф», после того как стареющий конунг Беовульф был брошен своими воинами перед битвой с драконом. Как уже говорилось выше, третий тип вооруженных формирований Скандинавии– это свободная дружина викингов. Чаще всего она была временная, на период конкретного похода или этапа жизни своих членов, нередко совмещающих независимые военные действия с наемничеством и с торговлей (felag). Ярким примером свободных дружин викингов могут служить флотилии «морских конунгов» Скандинавии. Кстати, не только в заморских походах, но и в самой Скандинавии эти свободные дружины викингов были в определенное время настоящим бедствием для коренных жителей, становившихся объектом их внимания как источника добычи. Так, в «Саге об Инглингах» есть много упоминаний о постоянных «экспроприациях» данов в Швеции, и наоборот. История свободных дружин берет начало задолго до первых походов викингов. Первоначально, в эпоху Тацита и Великого переселения народов, вообще отсутствовала граница между такими «вольными» дружинами и дружинами конунгов. В условиях, когда не существовало даже зачатков официальной государственности, в принципе не могло быть никаких «побочных» дружинных институтов. Все вожди, обраставшие дружиной, были примерно в равном положении. Позднее, в вендельскую эпоху (VI–VIII вв.), предпринимаются первые зафиксированные попытки создания объединений протогосударственного типа, изначально основанных на сакральной практике – держава Инглингов в Швеции, Скьольдунгов – в Дании. И первый «поход викингов» в 521 году, поход Хигелака-Хуглейка, был, по сути своей, «протогосударственным» мероприятием. Родственник верховного правителя данов самим фактом своего руководства придавал походу статус такового. Что же касается избыточных, маргинальных элементов, то они выталкивались из структуры вендельского социума на пустующие территории, т. е. происходила достаточно крупномасштабная внутренняя колонизация. Наконец, в эпоху викингов свободные дружины окончательно выделяются как особый тип – тип не только воинского формирования, но и особого уклада жизни целой группы людей, группы весьма многочисленной. Комплекс причин – нехватка земли для младших сыновей, недостаточная прибыльность хозяйства для самостоятельных и часто семейных землевладельцев, жажда подвигов и приключений для всех категорий – побуждал сниматься со своих мест значительное количество скандинавов. Для большинства это было сезонным и временным занятием. Безусловно, справедливым выглядит усмотрение в викинге, прежде всего и главным образом, искателя «нового социального качества» – качества феодала (обычно за пределами Скандинавии), королевского дружинника или торговца. Дружины, отправлявшиеся за море, по-видимому, чаще всего имели смешанный состав, где наряду с «профессиональными викингами» присутствовало изрядное количество «викингов временных», которые после похода (или серии походов) возвращались к своему хозяйству. К тому же – если, конечно, отряд не оставался за морем – ремесло викинга оставалось профессией сезонной. Так же обстояло дело и с руководителями; среди конунгов– предводителей этих дружин – были такие, кто имел собственные владения, а были и безземельные отщепенцы, младшие сыновья и т. д. Из них (разумеется, не от одной хорошей жизни, но вынужденно) рекрутировалось сословие морских конунгов, тех, у кого «были большие дружины, а владений не было. Только тот мог с полным правом называться морским конунгом, кто никогда не спал под закопченной крышей и никогда не пировал у очага», – говорится в «Саге об Инглингах». Существенной разницы между этими предводителями и конунгами, боровшимися за власть над всей страной, не было. Видимо, единственным критерием, по которому можно было оценить в глазах современников правомерность притязаний на верховенство, была степень родства претендента с древом прежних правителей – Инглингов или Скьольдунгов.
В целом можно сказать, что свободная дружина викингов представляет собой первооснову и первичную организационную структуру социально подвижной части общества Скандинавии догосударственной и протогосударственной эпохи, единый и самодовлеющий организм с достаточно устойчивой и слабо стратифицированной (что повышало устойчивость) внутренней структурой и обновляющимся составом. Количественный состав дружины викингов мог очень существенно варьироваться. В сагах упоминаются дружины в 12, 20, 30, 60 и 100 воинов. Само «рекрутирование» осуществлялось в силу притягательности образа викинга как такового (дружина с точки зрения критериев социальной психологии – тип референтной группы – группы, в которой престижно состоять). Распространение в дружинной среде культов Одина и особенно Тора; восторженный пафос и само содержание скальдической поэзии, воспевающей культ битвы как таковой; специфичность воздаяния в мире ином в форме весьма своеобразного роскошно-казарменного блаженства в Валгалле, недоступного не-во-инам, – все это демонстрирует сложение определенного ответвления от норм родовой морали в форме дружинной идеологии. Следует отметить, что в стадиально близких обществах Европы, переживавших тот же этап развития– в рамках так называемой Балтийской цивилизации, среди финских и балтских племен, на Руси, возможно, в Польше – формировались сходные формы дружин. Причем скандинавские дружины были именно образцом для подражания– как наиболее эффективные в своем роде примеры. По их образу и подобию сбивались команды из жадной до воинских новшеств молодежи и опытных воинов в сопредельных со Скандинавией странах, их оружием – частью приобретенным, частью скопированным – они вооружались. Идеологическим катализатором данного процесса были особенности воинской психологии, архетип которой, насколько можно судить, не претерпевает принципиальных изменений с течением тысячелетий. Основная ее черта– переплетение на первый взгляд взаимоисключающих тенденций: с одной стороны – обостренной тяги ко всем новшествам оружейного, тактического и стратегического плана; с другой же – чрезвычайного консерватизма многих ценностных и поведенческих характеристик, длительное и устойчивое бытование суеверий [пограничные состояния психики в современных воинских коллективах, острое переживание суеверий, преимущественно в группе риска (пилоты, подводники и т. д.)]. Известно, что свободные самоорганизующиеся дружины викингов частью поглощаются, частью истребляются усиливающимися отрядами скандинавских конунгов, претендующих на единовластие в стране. Судя по всему, эти свободные дружины викингов, базировавшиеся либо на островах, либо в устраивавших их точках страны, не угрожали напрямую власти алчущих единовластия конунгов, но отбирали у них часть потенциальной добычи, взимая ее методом откровенно «догосударственным» и в свою пользу. Да к тому же они явно дестабилизировали обстановку в стране, ибо при всей своей постоянной боеготовности скандинавские бонды все же высоко ценили мир и покой, а соответственно, и владетель, оный мир устанавливающий, имел шансы на успех у скандинавского населения.
Таким образом, основой и главной движущей силой грабительских, завоевательных и отчасти торговых походов скандинавов стала дружина викингов – чрезвычайно эффективная (а в рамках раннего Средневековья – максимально эффективная) форма воинского добровольческого профессионального объединения, бытующая в двух основных вариантах: первый – частично оторванный от традиционной родовой структуры отряд под руководством конунга (морского конунга) и второй – полностью маргинализированный воинский коллектив по типу бандформирования. Кстати, в эпоху викингов во всех типах скандинавских дружин культивировался боевой дух, но независимые и полунезависимые дружины, не имеющие поддержки правителей, в большей мере тяготели к идеологии «смертников», «живых мертвецов», обреченных изначально, в то время как в дружинах конунгов скорее ценилась верность вождю, сюзерену. Хотя в реальности, разумеется, часто случалось наоборот – наемники проявляли завидную осторожность (о чем ехидно повествует «Сага о Йомсвикингах»), а дружинники правителей сражались до конца.
4.5. Боевая тактика викингов
В эпоху викингов скандинавы являлись одними из самых смелых и знающих мореходов средневековой Европы. В отличие от большинства континентальных стран того времени, викинги использовали свой флот больше в военных целях. Помимо банальной перевозки грузов и людей корабли викингов могли совершать длительные рейды по водным путям в глубь вражеской территории, а отряды викингов, размещенные на кораблях, могли сражаться с одинаковой ловкостью как на суше, так и на воде (имеется в виду абордажный бой). Основным типом норманнского корабля был драккар. Это парусно-гребное судно длиной 20–23 м, шириной в средней части 4–5 м. Благодаря эластичности конструкции драккар был устойчив к океанским волнам. Его небольшая осадка позволяла идти по мелководью, что давало возможность кораблям викингов подходить ближе к берегу и плавать по мелким рекам. Пиратские набеги викингов поселили такой ужас в сердца европейцев, что в конце X века в церковную молитву об избавлении от бедствий была включена просьба к Богу об избавлении «от ярости норманнов» («De furore Normannorum libera nos, Domine»). В целом можно сказать, что викинги старались напасть на предполагаемого противника в самое неожиданное для него время, например во время религиозных праздников, появляясь с той стороны, откуда их меньше всего ждали.
Мобильность дружин викингов являлась их огромным стратегическим преимуществом, благодаря которому они свободно действовали на территории противника. Результаты первых набегов викингов порой были невероятными, учитывая обычно малую численность дружин первых рейдеров. Когда же характер деятельности викингов за пределами Скандинавии изменился, когда появились полупрофессиональные армии, вперед выдвинулись другие задачи, состоявшие в том, чтобы удержать завоеванные земли. Так, уже в 876 году предводители войска викингов скрепляют мирное соглашение с Альфредом клятвой на священном кольце в качестве условия их правления в Нортумбрии, чего прежде никогда и никому не удавалось от них добиться. Сочетание передававшихся из поколения в поколение традиций мореходов с передовыми приемами навигаторского дела, отвага и искусство моряков позволяли скандинавам угрожать любой части Европы, где бы хватило воды под килями не требовавшим большой глубины фарватера легким и вертким скандинавским кораблям.
В эпоху викингов обычно морские сражения происходили в непосредственной близости от берегов, причем порой на ход и развитие морского сражения влиял рельеф прилегавшей к участку боя местности. Так, например, в 896 году три корабля викингов попались в ловушку и подверглись уничтожению силами флота короля Альфреда на показавшейся им удобной стоянке у Гемпшира. В целом можно сказать, что должным образом подготовленные и снаряженные воины, защищавшие свои земли, вполне могли противостоять скандинавам, зачастую используя их же хитрости и уловки. Так как основной силой войска викингов была пехота, скандинавы прилагали немало труда для того, чтобы сделать морское столкновение максимально похожим на сухопутное сражение. Для этого викинги выстраивали свои флотилии в линии или даже в клинья, связывая корабли веревками с одной, а иногда и с двух сторон планширь к планширю так, чтобы образовывалась единая боевая система– если угодно, платформа. Самые крупные корабли викингов с наилучшими командами обычно располагались на среднем участке строя, при этом командирский драккар находился в самом центре, поскольку – что естественно – он имел, как правило, самый большой размер и соответственно самую многочисленную команду. Торговые скандинавские корабли с их более высокими бортами обычно дислоцировались на флангах строя. В дополнение к основной боевой формации из связанных воедино кораблей в морском сражении действовали размещенные на флангах или в тылу отдельные корабли, задача которых состояла в исполнении роли застрельщиков и связывании боем также отдельных кораблей противника; в атаках на вражескую платформу, если она наличествовала и если требовалось, а также в преследовании обращенного в бегство неприятеля. Паруса в бою спускались и передвижения осуществлялись только на веслах, а потому утрата весел при столкновении серьезным образом снижала боеспособность кораблей. Тем не менее классический маневр «дикплюс» (diekplus), производившийся для срезания ряда весел вражеского судна носом атакующего драккара, по всей видимости, не являлся особо важной целью, как не был в ходу и намеренный таран. Основной боевой прием на море заключался попросту в сближении с вражеским кораблем с последующим абордажным боем между командами. Естественно, говорить о каком-либо регулярном строе во время абордажной схватки на палубе не приходится. Требовалось попросту истребить противника (это называлось «очистить корабль») – как раз тот случай, когда все решала исключительно индивидуальная выучка скандинавских бойцов. Взяв на абордаж и очистив от врага неприятельский корабль, его нередко – особенно если он находился на краю фланга платформы – отсекали от строя, после чего атаковали другой корабль. На единые формации, или платформы, старались обрушиться всей наличествующей массой. В моменты сближения перед абордажем противники обстреливали друг друга стрелами, на более близкой дистанции метали дротики, метательные копья, колья с обитыми железом концами, топоры и камни, выпущенные из пращи, а иногда и кинутые просто рукой, по каковой причине каждого гребца обычно прикрывал щитом его товарищ, не сидевший в тот момент на веслах. На самой последней стадии перед абордажным боем щиты держали над головой «так плотно, что они прикрывали воинов полностью, не оставляя ни одной части тела открытой». На некоторых кораблях помещался дополнительный запас камней и прочих метательных снарядов. Камни особенно часто упоминаются в
описаниях морских битв викингов, и совершенно ясно, что они являлись предпочтительным оружием на близкой дистанции. Самые крупные камни сбрасывались с высоких судов на палубы вражеских кораблей, оказавшихся у борта (старались кинуть так, чтобы камень пробил не только палубу, но и днище или хотя бы зашиб парочку вражеских воинов).
В ходе рейдов викинги предпочитали вытаскивать свои корабли на небольшой островок или на полуостров в излучине реки, насыпая вал или даже ставя палисад, который бы прикрывал любые подступы к стоянке с суши. Получавшиеся в результате полевые укрепления оборонял небольшой гарнизон, поскольку викинги всегда особенно заботились о том, чтобы сохранить в целости линии коммуникаций и обеспечить себе гарантированную возможность отхода. Пренебрежение таковой необходимостью могло повлечь за собой не только тяжелые потери, но и привести к полному поражению. Подобные лагеря годились и для обороны перед лицом превосходящих сил неприятеля: последнему редко доводилось овладеть ими успешным штурмом, в случае же попытки взять викингов измором в периоды вынужденного бездействия осаждающие обычно начинали разбегаться.
Как уже говорилось выше, в эпоху викингов основной силой скандинавского войска была пехота. Правда, надо уточнить, что в основном пехота викингов во время набегов предпочитала передвигаться по суше не пешим маршем, а верхом на конях, захваченных на вражеской территории. Такая «конная пехота» давала сухопутному войску викингов дополнительное преимущество – мобильность. Поэтому, как только викинги высаживались на вражеский берег, они первым делом захватывали коней, для того чтобы иметь возможность быстро передвигаться, а наткнувшись на неприятеля, «конная пехота» викингов спешивалась и сражалась в традиционном пешем строю. Сколь бы ни был высок уровень индивидуальной ратной выучки викингов, он никогда не противопоставлялся ими умению слаженно действовать в упорядоченных боевых построениях. В полевых сражениях наиболее часто викинги применяли «фюлькинг» – колонна воинов в виде клина, острие и бока которого прикрывала щетина копий и стена плотно сомкнутых щитов. «Стена щитов» называлась у викингов «skjoldborg». Считается, что вначале викинги держали щиты так, чтобы те перекрывали друг друга, что позволяло лучше отразить первый бросок неприятеля, после чего стена из щитов автоматически распадалась, предоставляя пространство для поединков дерущимся. На вершине клина «фюлькинга», который использовался викингами для ведения боя на сравнительно небольших пространствах, стоял вождь и лучшие скандинавские воины. Лучники и пращники располагались по флангам или в центре строя (в эпоху викингов вооруженные метательным оружием люди, хотя и редко решавшие исход битвы, всегда – или почти всегда – присутствовали на полях сражений). Исходя из обстоятельств боя, «фюлькинг» мог разворачиваться во фронтальную линию либо, напротив, замыкать стену щитов, образуя оборонительный круг. Последние, впрочем, представляли собой вполне самостоятельные боевые порядки. Иногда викинги могли образовать два или более «фюлькинга». Примером могут служить битвы при Ашдауне и Миртуне, произошедшие в 871 году, а также сражение при Корбридже 918 года (где один из созданных викингами отрядов держался в резерве на тщательно замаскированной позиции). Несколько отрядов викингов иногда строились так, чтобы оказывать друг другу взаимную поддержку, располагаясь с таким расчетом, чтобы в нужный момент перейти в неожиданную контратаку. В бою викинги умело использовали преимущества рельефа местности, который по возможности в зависимости от боевой ситуации улучшали, возводя различные искусственные препятствия, превращая тем самым свою позицию в хорошее оборонительное укрепление. Так, например, готовясь к сражению против тяжеловооруженной конницы франков, викинги рыли рвы или занимали позиции, недоступные для конных воинов. В целом, конечно, викинги не любили сражаться против тяжеловооруженной конницы, предпочитая отойти и, улучив удобный момент, неожиданно атаковать расслабившегося противника, что обычно приводило к разгрому последнего. Примерно так могло бы закончиться сражение, произошедшее в 881 году на севере Франции при Сокурте. В этом сражении войску викингов противостояла тяжеловооруженная конница франков (считавшаяся в ту пору лучшей в Западной Европе), которая после первой удачной атаки, вместо того чтобы окончательно добить врага, расстроила свои ряды, кинувшись грабить побежденного, как казалось, противника, тем самым позволив викингам прийти в себя и перейти в контрнаступление, которое чуть не сокрушило конницу франков. Лишь повторная атака сплоченного строя конницы франков позволила остановить натиск викингов, которые, неся тяжелые потери, были вынуждены отступить (по некоторым данным, викинги потеряли убитыми в этом бою около 8 тыс. чел.). От полного разгрома викингов спасла жесткая дисциплина, благодаря которой их поредевший строй отступал, сохраняя полный порядок. Помимо столкновений с франкской конницей викингам часто приходилось иметь дело и с конницей Византии – примером может служить битва, произошедшая при Силистрии в 972 году. Для борьбы с тяжеловооруженной конницей противника пешее построение викингов строилось следующим образом: воины строились фалангой (если было мало воинов, то построение было в форме полукруга или круга). Все воины стояли, сомкнув ряды. Воины первого ряда упирали тыльную часть древка копья в землю, чтобы острие наконечника копья нацеливалось в грудь вражеского всадника, тем временем как воины второго ряда нацеливали свои копья непосредственно на боевых коней. Кстати, несмотря на общепризнанный факт, что викинги сражались в основном пешими, иногда они выставляли в поле вместе с пехотой и конницу. Примером могут служить битва, произошедшая в 968 году в Ирландии при Салкойте, и сражение под Монфоконом во Франции 888 года, в описании которого хронист Аббо из Флери отмечал крупный отряд конных викингов, сражавшихся отдельно от пехоты. Однако традиционно викинги применяли коней преимущественно для повышения мобильности в ходе грабительских рейдов. Скандинавы либо собирали лошадей в местности поблизости от лагеря, либо разживались ими у разгромленного в бою врага, о чем рассказывает и «Англосаксонская летопись», повествуя о событиях 999 и 1010 гг. В 866 году отряд викингов обосновался в Восточной Англии, добыл коней и смог быстро добраться посуху до Йорка. Нет сомнения, что лошади, которых они привезли в Англию из Франции в 885 и в 892 гг., были военными трофеями, захваченными у побежденных франкских армий. В результате удачного снятия осады с Рочестера в 885 году викингам пришлось бросить коней. Возможно, именно утрата мобильности на суше в Англии вынудила захватчиков вскоре убраться на континент.
У предводителей викингов были свои боевые знамена (в «Фульдских анналах» знамена викингов описываются как «устрашающие знамена»), на которых чаще всего изображался ворон – птица Одина. Треугольное знамя с изображением ворона викинги поднимали во время набегов, чтобы вселить ужас в противника. Ворон рассматривался как один из «символов войны», как носитель смерти (птица, клюющая трупы). Значение знамени «Ворона» (в «Англосаксонской летописи» говорится об отбитом у викингов еще в 878 году знамени, называемом «Reafan», что означало – «Ворон») для скандинавов было во многом тотемным. Под знаменем с изображением ворона сражался в битве при Стамфорд-Бридже норвежский король Харальд Суровый. Под таким же знаменем в 1016 году в битве при Аингдоне сражались воины Кнута Великого (знамя было сделано из белого шелка, на котором был выткан черный ворон). Если знамя не висело безжизненно, а развевалось на ветру, будто ворон расправлял крылья, это, как считалось, предвещало верную победу викингам. Знамени придавалось большое значение, оно отмечало местонахождение полководца на поле боя и указывало направление атаки. У викингов знаменосцами ставили особенно сильных, мужественных и верных воинов (саги нередко упоминают имена знаменосцев), их старались беречь во время битвы. Но это не всегда удавалось. Так, например, в соответствии с «Оркнейской сагой», мать Сигурда (предположительно была колдуньей), которая соткала для сына знамя с изображением ворона, предупредила его: «Знамя принесет победу его обладателю, но смерть его знаменосцу». Действительно, первый знаменосец Сигурда был убит в самом начале боя, «второй, поднявший знамя, тоже был мгновенно убит; так Сигурд потерял троих знаменосцев, но выиграл битву». Несколько лет спустя это знамя сопровождало Сигурда в сражении при Клонтарфе. В «Саге о Ньяле» рассказывается, как Кертяльфад, приемный сын ирландского короля Брайана Бору, «прорвался сквозь воинские ряды Сигурда прямо к знамени и убил знаменосца. Ярл приказал кому-нибудь из своих воинов поднять знамя, и сражение возобновилось с новой силой. Кертяльфад тут же поверг нового знаменосца и всех, кто был рядом с ним. Сигурд предложил Тростейну Холлссону поднять знамя, и тот чуть было не взял его, когда Аманди Белый остановил воина: «Не трогай знамя, все, кто несет его, погибают». «Храфн Красный, ты возьмешь знамя», – сказал ярл. «Держи сам своего дьявола», – был ответ. «Нищий должен сам нести свой узелок», – произнес Сигурд и, сняв знамя с древка, обернул его вокруг себя под одеждой. Чуть позже Аманди Белый был убит, а затем пал и сам ярл, насквозь пронзенный копьем». Изображения знамен эпохи викингов можно увидеть на вышивке из Байё (конец XI века), на скандинавских рунических камнях с острова Готланд и на некоторых монетах скандинавских конунгов.
В военной практике викингов на суше чрезвычайно важную роль играли долговременные полевые укрепления. Наиболее полное представление о фортификационном искусстве северян дают сохранившиеся на территории Дании остатки «круглых крепостей» (Аггерсборг, Ноннеберг, Оденсе, Треллеборг, Фюркат), отстроенных по образцу и подобию лагерей викингов во второй половине X века. Все они обнесены правильной кольцевой формы рвом и валом с четырьмя воротными проемами. В насыпи уложены деревянные решетчатые конструкции, а внутренний склон укреплял от осыпания глухой заборчик. По гребню вала проходили набранная из вертикально установленных бревен или плах невысокая зубчатая стена и боевая площадка с деревянным настилом. Пространство внутри вала двумя связующими противоположные ворота проездами делилось на равные сектора, в которых размещались кварталы из составленных четырехугольником жилых помещений. Ширина вала датских «круглых крепостей» в основании достигала 17 метров, высота – до 7 метров. Внутренний диаметр большинства составлял 115–130 метров, что позволяло разместить 1–1,5 тысячи воинов (т. е. команды 17–25 кораблей). Конечно, там, где викинги не намеревались задерживаться надолго, подобные лагеря, разумеется, сооружались без архитектурных излишеств. Внутривальные конструкции отсутствовали, зубчатую стену заменял простой частокол, а жилые строения – палатки и землянки.