— Но ведь и со мной тоже она запретила разговаривать.

— Ты не такая, как она! — с горячностью проговорил он.

— Это как? Какой же была она?

— Скучной. Она мало разговаривала, часто не выходила из своей комнаты. Мама говорила, это от того, что она плохо себя вела и постоянно была наказана. Знаешь, а ведь у тебя почти такое же лицо, как и у нее! — вдруг переключился он.

— Что же с ней случилось?

— Она заболела, и я ее долго не видел, а к ней в комнату мне входить было не велено. Но я и сам не хотел.

Наступила тишина. Мел не знала, стоит ли сейчас спрашивать об остальном: ведь его детская непосредственность могла сыграть ей на руку.

— Может, ты когда-нибудь покажешь мне, где находилась ее комната?

— Она, наверное, закрыта. Я слышал, как отец приказал строго-настрого Френку, чтобы он закрыл комнату на замок. Мне влетит, если узнают, что я там был.

— Но мы никому не скажем! — Мел заговорщически подмигнула.

— Это будет нашей тайной?

— Именно!

Эрик улыбнулся. И теперь уже более расслабленно развалился в кресле.

— Расскажи, как ты жила там? Это было страшно? Среди других детей. Они так злы и жестоки, как про них рассказывают?

Мелинда знала, что обижаться на мальчика было глупо, ведь все сказанное им только что не было укором или оскорблением.

— Совсем нет. И очень даже весело! Садись рядом, я тебе расскажу.

Он сел рядом на кровать. Мел начала рассказывать про свою жизнь в приюте, про проделки, которые она учиняла, и как часто ее хотели выставить из этого заведения.

В это время проходивший мимо ее спальни Фрэнк услышал детский смех и не мог в это поверить. Он остановился, прислушиваясь к происходящему за этой дверью. Девушка о чем-то увлеченно вещала маленькому хозяину, прерываясь на то, чтобы посмеяться вместе с ним. Фрэнк посмотрел на часы. «И это в три часа ночи!» — подумал он, и лицо старика расплылось в полуулыбке. Он медленной, уставшей походкой пошел к себе в комнату.