— Чего это вы? А ну вставайте! — приказал незнакомец, тормоша ее.
— Не трогайте меня,— взмолилась она, но приподнялась и повернулась к незнакомцу.
Так, на коленях, они стояли с минуту, глядя друг на друга. Темнело. Особенные, более густые во время дождя вечерние сумерки окутывали всё вокруг. Лицо непрошеного спасителя в блестящем черном плаще с надетым на голову капюшоном показалось Лёде худым, зловещим.
— Чего вам от меня нужно? Идите прочь, а то я закричу! — пригрозила она, чувствуя, как от страха сжимается сердце.
Незнакомец откинул капюшон и начал расстегивать плащ. Стало видно, что это юноша. У него и в самом деле было смуглое, худое лицо, темные внимательные глаза и упрямые брови, почти сходившиеся на переносице.
— Ну что же, кричите. Может, согреетесь скорей,— сказал он спокойно и накинул плащ ей на плечи.— Вставайте-ка!
С косы под плащом начала стекать вода. Передернувшись, Лёдя вытащила косу и выкрутила.
— Ого! — удивился парень.— Покажите.
Он даже протянул руку.
Лёдя презрительно шевельнула губами и отвернулась.
Но было ясно: тут ничего не сделаешь, и придется слушаться, ибо этот бесцеремонный, спокойный парень все равно не оставит ее здесь одну на дожде, против ночи. Спасибо еще, что не расспрашивает ни о чем, не ахает, не лезет с сочувствием.
— Пойдем или поедем? — деловито, как о решенном, заговорил тот, помогая Лёде встать.— И не бойтесь, пожалуйста. Как только доберемся до городка, опека моя кончится. Даю слово… Хоть на всякий случай отрекомендуюсь. Меня зовут Тимохом.
Да, другого выхода, как возвращаться домой, не было.
3
Лёдя проснулась с ощущением, что сегодня тоже воскресенье — праздник. Но едва приоткрыла глаза, как тревога охватила ее. Сначала она даже не сразу поняла: с чего это вдруг? Но потом догадалась и, чтобы не вставать, снова смежила веки. В окно лились косые лучи солнца. Их можно было ощущать и так. Глаза словно заволокло палевое марево. Оно переливалось, дрожало, и это рассеивало мысли. Однако все равно где-то глубоко не переставало жить ожидание неладного — сейчас вот подойдет отец и, недовольный, станет будить. Он не из тех, кто отказывается от своего.
Но подошел не отец, как она рассчитывала, а мать. Лёдя узнала ее, не видя — по прикосновению, и слезы подступили к горлу.
— Вставай, доченька,— увещательно сказала Арина, вроде бы зная, что Лёдя не спит.— Вот тебе одежда. Отец уже ждет.
Она не погладила дочь по волосам, не поцеловала, как обычно, и, как только Лёдя раскрыла глаза, с озабоченным видом заспешила из комнаты.
Лёдя вздохнула, проглотила слезы и спустила с постели ноги. Юбка и кофточка, что принесла мать, были простенькие, полинявшие и, наверно, маловатые, ибо Лёдя не носила их уже с год. В этом тоже, как ей показалось, таилась издевка, потому что прежде, собираясь в школу, Лёдя всегда надевала лучшее и новое, особенно в первый день.
— Скорей, дочка! — поторопил ее из-за двери Михал.