— Куда уж хуже. Все силы мы тратим на опиум, а урожаи риса и маниока в наших местах очень плохие.
Наутунг сочувственно покачал головой.
— Ну а что вы тогда делаете с деньгами, которые американцы дают вам за опиум?
— Они уже давно не дают нам за опиум денег, — зло отозвался старик.
— Я охотно помог бы вам, — смущенно отозвался Наутунг, — но не знаю как. Мне кажется, правда, что у тебя какие-то свои причины быть недовольным жизнью.
— У каждого в этой деревне есть свои причины броситься с высокой скалы в ущелье, — с горечью произнес Бансамму. — Но это уже не твоя забота. Прощай. — Он повернулся и зашагал прочь. Некоторое время Наутунг с сожалением смотрел ему вслед, затем дал своим людям команду выступать в путь.
Бансамму подошел к дому Ло Вэна и заглянул в погреб. Мешок с подпорченным опиумом бандиты не тронули. Старик закрыл вход в погреб бамбуковой крышкой и направился к летчикам.
Из хижины доносились звуки музыки. Прежде чем влезть вверх по лестнице, Бансамму еще раз взглянул на свой дом. Он был погружен во тьму. Наверное, Сатханасаи уже легла спать.
Кинни внимательно следил за тем, как Бейтс выкладывал из своей парусиновой сумки умывальные принадлежности. Наконец он достал упакованный в пенопласт маленький флакон с прозрачной жидкостью.
Бейтс взял стаканы, поставил их на стол рядом с банками пива, открыл флакон и капнул несколько капель прозрачной жидкости в один из стаканов.
— Ты уверен, что эта штука сработает? — с сомнением спросил Кинни.
— Изготовлено для «Спешиал форсиз». Так что можешь не сомневаться, товар первоклассный. Он проспит двадцать четыре часа, как скунс[20].
Кинни осклабился.
— Столько времени не потребуется, ведь мы вылетаем в шесть.
Внизу послышался какой-то шорох, и в хижину вошел Бансамму. Старик приветливо кивнул американцам и сказал:
— Все в порядке.
Бейтс подошел к нему с наполненным до краев стаканом пива.
— О’кэй, Бансамму! По этому случаю надо утолить жажду баночкой «Сан Мигуэля».
Старик взял стакан и, как учили американские пилоты, выпил за их здоровье. В свою очередь, американцы также подняли стаканы, и Кинни не удержался от язвительного тоста:
— Итак, за благотворное действие прохладительных напитков!