— Старая жирная вошь, — презрительно отозвался Кинни.
— Знаешь ли ты, — деловито возразил Бейтс, — сколько эта старая вошь заплатит за десять мешков опиума?
— Нет, не знаю.
— Триста пятьдесят тысяч долларов, мой мальчик!
— О’кэй! — пораженный суммой, крякнул Кинни, но его лицо выражало озабоченность. — Дело стоящее, но как сделать так, чтобы шеф о нем не пронюхал?
Бейтс не торопился с ответом.
— Прежде всего мне хотелось бы знать, согласен ли ты вообще участвовать в этом деле? Если нет, то и говорить не о чем.
Сама сумма исключала для Кинни долгие размышления. Риск есть в каждом деле, даже в том, которым они занимались повседневно, — любой из полетов мог оказаться для них последним. Жить рядом с опасностью стало делом привычным. Жизнь была короткой, а доллар круглым. Летчик, возвращавшийся из-за океана в Соединенные Штаты, так же, как и все, становился в очередь безработных, если вовремя не позаботился о своем будущем.
— О’кэй, — решительно произнес Кинни. — Можешь рассчитывать на меня, Джо.
Бейтс удовлетворенно покачал головой и, кивнув на радиопередатчик, сказал:
— Свяжись с отрядом Наутунга и сообщи ему, что мы в пути, обмен сегодня после наступления сумерек.
С-47 летел против солнца. Впереди показались горы, на гребнях которых искрились его лучи. Сверху долины выглядели серыми безднами, на их фоне черными пятнами выделялись ущелья. С высоты, на которой летел самолет, джунгли между горными грядами были похожи на зелено-коричневый платок, кое-где расцвеченный бликами водной глади рек. На южных склонах гор, там, где не было видно бурых с зелеными крапинками джунглей, находились поля опиумного мака. Сейчас здесь шел сбор урожая, Бейтс ухмыльнулся — если все крестьяне заняты на полях, то его расчет должен оправдаться.
Ущелье было расположено в километре западнее Муонг Нан. Здесь постоянно стоял холод и даже в самые ясные дни царил полумрак, так как кроны высоких деревьев, росших на скалах, задерживали солнечный свет. С северной стороны ущелья узкая тропинка вела к полям, на которых местные жители выращивали опиумный мак. В нескольких сотнях метров от другого выхода из ущелья, по открытому крутому склону проходила граница с Бирмой. Никто из местных жителей не знал точного ее положения. Если когда-то она и была проложена, то буйная растительность джунглей уже давно скрыла пограничные столбы. Жители Муонг Нан знали, что по ту сторону ущелья, примерно в двух днях ходьбы, находились первые поселения племени карен. Казалось, их маленькие, прятавшиеся глубоко в лесу деревушки не имели никакой связи с внешним миром.
У бирманских деревень не было определенного местоположения, поскольку племена шан, карен, кахин, жившие вдоль границы с Таиландом, имели обычай селиться неподалеку от полей, которые вследствие экстенсивной системы эксплуатации часто покидали. Не мудрствуя лукаво, они выжигали участки джунглей, перепахивали землю и засевали ее. Через два-три года земля переставала приносить прежние урожаи и племена отвоевывали у джунглей другой участок, покидая старые поселения. Поэтому даже жители Муонг Нан имели весьма смутные представления о местонахождении ближайшей бирманской деревушки. Да это мало кого из них интересовало. Для них бирманские племена были чужаками не только из-за разницы в обычаях и языке, но еще и потому, что торговля с ними была невыгодной. Однако оснований для вражды у них не было, и они поддерживали мирные отношения.
После полудня с бирманской стороны в ущелье вошел небольшой отряд людей, одетых в американскую военную форму времен вьетнамской войны. Их вожак Наутунг, маленький, кривоногий мужчина лет двадцати пяти из племени шан, был вооружен винтовкой М-16, остальные — автоматами. У выхода из ущелья он поднял руку и жестом приказал отряду остановиться, затем поднес к глазам мощный полевой бинокль и внимательно осмотрел местность.
Несмотря на молодость, Наутунг был опытным и осторожным вожаком. Деревня, в которой он родился, находилась примерно в ста километрах от этого ущелья. Отец Наутунга работал у американцев проводником еще во времена оккупации Бирмы японцами. Сегодня место отца на службе у американцев занял сын, возглавивший вооруженный отряд мятежников. Наутунг знал в горах каждую тропку и водил свой отряд, не пользуясь картой. Связь он поддерживал через патера Каролуса, который вот уже более двадцати пяти лет руководил в Хвауданге христианской миссией, с разрешения правительства обучая шан евангелию. Почтенный патер не только координировал через резидента ЦРУ в Бангкоке доставку мятежным бирманским племенам оружия и продовольствия, но и заранее предупреждал их о готовящейся в Рангуне карательной операции против них. За этими занятиями патер Каролус не забывал отбирать среди молодежи горных племен интеллектуально наиболее развитых и по-отечески воспитывать их, прививая вкус и поклонение всему американскому. После окончания такого курса индивидуального обучения молодой парень на некоторое время исчезал из родных мест. Через Таиланд его поставляли в один из диверсионно-разведывательных лагерей на Филиппинах, где он проходил настоящую школу военной подготовки. По возвращении на родину такой парень становился во главе нового отряда вооруженных бандитов.
К этим «счастливчикам» относился и Наутунг. Обучение у американцев позволило ему снискать безграничный авторитет среди малограмотных и ограниченных членов одной из банд племени шан. Вот и сейчас, когда он распорядился остановиться на отдых и развьючить мулов, его приказ был выполнен беспрекословно.
Вскоре часовой доложил, что в их сторону движется какой-то человек. Наутунг вскарабкался на скалу, приложил к глазам бинокль и узнал в приближавшемся к ним через высокие заросли человеке Бансамму. Когда старик подошел достаточно близко, Наутунг окликнул его. Испугавшись неожиданного окрика, Бансамму остановился, но, узнав вожака банды, укоризненно покачал головой.
— Почему это ты поджидаешь меня в засаде?
Наутунг осклабился.