По щекам Никиты прокатываются желваки. Костяшки пальцев, вцепившихся в руль, заметно белеют.
— Хочу расставить все точки над "і".
Я киваю и отворачиваюсь к окну, смотря рассеянным взором на мелькающий городской пейзаж. Становится обидно, и от этого внутри вдруг зреет безрассудная смелость. Все точки над «i» он расставить хочет…Есть у меня точка пожирнее.
— Знаешь, а я тоже хочу расставить…Я давно хотела сказать тебе. Я не писала того заявления, Никит.
И тут он от неожиданности резко выворачивает руль и чудом успевает вернуть нас в нашу полосу. На встречке беспощадно сигналят.
— Сдурел? — истошно воплю я, тут же вспоминая, что и машин я тоже в общем побаиваюсь.
— Извини, — цедит Аверин зло, — Нашла просто время и место… Но мне неинтересно, ясно?
— Но…
— Я это заявление собственными глазами видел. Очень хорошо рассмотрел. И почерк твой… — перебивает меня Никита, просверлив испепеляющим взглядом, — Не надо…
— Я не писала! Я только опровержение писала и всё! Это отец…
Ник вскидывает руку, призывая меня замолчать.
— Без разницы, Алин. Всё уже. Не важно. И не поднимай больше.
Я опять отворачиваюсь от него и упираюсь лбом в боковое стекло. Обидно…Обидно до слёз. Я ведь правда не писала, а он даже слушать не хочет. Внутри воцаряется опустошение. Я сбросила камень с груди, так давно придавливающий меня, сказав это. Но вот взамен не пришло ничего. Словно прострелена насквозь. Больше говорить не хотелось. Никита тоже молчал.
Молча вышли из машины, прошли на ресепшн небольшой семейной гостиницы на набережной, где были забронированы наши номера. Я равнодушно следила за тем, как Аверин нас регистрирует, пребывая словно в полусне.
Прошла за Никитой в свой номер, забрала ключи у него из рук и хлопнула дверью перед самым носом Ника, чудом ему его не сломав.
Глава 44. Пойдём?
Я ещё раз критически рассматриваю в зеркале своё отражение и, удовлетворенная, отхожу. Всё идеально. Серое платье-футляр, декорированное белым кружевом, выгодно обтягивает фигуру, неяркий макияж с акцентом на глаза почти не заметен, но делает лицо свежим и сияющим. Распущенные волосы лежат как — будто естественными локонами на плечах. Кажется, что я не предпринимала никаких усилий, чтобы выглядеть хорошо, хотя именно этого эффекта пришлось добиваться добрых полтора часа. Изящные босоножки на умеренной шпильке, и всё. Я готова.
У меня было целых четыре часа, чтобы прийти в себя после разговора в машине и попытаться его осмыслить. Одно я поняла точно: Никите определенно не всё равно, чтобы он там не говорил. Но, похоже, давняя обида и недоверие сильнее желания снова попробовать. Он меня словно боится. А раз боится, значит считает, что не сможет справиться, если подойдёт слишком близко… Отлично, это "близко" я ему и устрою. Терять мне всё равно нечего. И, как говорится, лучше жалеть о сделанном, да?
От собственной смелости в груди словно взрываются пузырьки шампанского, опьяняя. Я не совсем представляю, как и что буду делать. Смешно сказать, но я НИКОГДА раньше не проявляла инициативу в общении с мужчинами. Да и не так много его было, этого общения.
Какие-то школьные наивные увлечения. Потом за мной долго и нудно ухаживал Стас, а потом в моей жизни появился напористый Никита. После него я больше года приходила в себя и вообще никого близко не подпускала. Но время шло, и оно, если не лечило, то хотя бы сглаживало, притупляло болезненные воспоминания, коркой затягивая рану.