Кристоф утягивает меня на середину танцпола и начинает ритмично двигаться под популярную песню, так и не выпустив моей руки. Он хорошо танцует. Это заметно сразу, и я делаю ему заслуженный комплимент, потянувшись к его уху, чтобы француз услышал. Сама я чувствую себя поначалу неуютно. Я не танцевала кажется целую вечность, да и только что пережитая сцена всё не идет из головы, мешая расслабиться. Но постепенно бодрый ритм, хорошо знакомая мелодия и опытный партнер полностью увлекают меня. Свет мелькает, то вспышками обрисовывая людей на танцполе, то вновь погружая всех в спасительную темноту. Музыка долбит в грудной клетке, и я отключаюсь от реальности. Руки моего партнера то и дело оказываются на моём теле, но в этих жестах нет ничего предосудительного. Касания легки и лишь расслабляют, приучают доверять. Плечо, рука, талия, разворот, кружение, снова талия. Я смеюсь, нечаянно уткнувшись носом Кристофу в грудь, и тут же восстанавливаю дистанцию между нами. Но он и не настаивает на близком контакте. Кажется, нет.
Минут через десять кожу начинает нестерпимо покалывать, а внутри расцветает искристое волнение. Я аккуратно озираюсь по сторонам в поисках его источника. Но Аверина так и не нахожу, хотя готова поклясться, что он смотрит. Или мне лишь хочется так думать…
От этой мысли становится не по себе, и я усилием воли возвращаю всё внимание Кристофу, улыбаюсь ему возможно слишком благосклонно, но почему бы и нет, это просто выражение симпатии. Француз кружит меня, то и дело касаясь оголенных участков кожи. А я даже понять не могу: это ли меня будоражит, или возможный зритель.
Не могу. Не могу не думать об этом.
Ди-джей включает более медленную композицию, и Кристоф тут же притягивает меня к себе. Его ладонь уверенно обхватывает мою, а другая рука ложится на талию в опасной близости к копчику. Мы неспешно начинаем раскачиваться в такт, и моя грудь, поднятая ажурным бюстгальтером, то и дело задевает его рубашку. Странное ощущение. Я вся как иголках, пьяная от адреналина, и меня каждый раз словно током бьёт, хотя я прекрасно осознаю, что именно к Кристофу это не имеет никакого отношения. Но, видимо, что-то есть сейчас такое в моём взгляде, что выдает внутреннюю лихорадку.
— Ваши глаза так сияют, Элин, — шепчет француз мне хрипло на ухо и крепче сжимает мои пальцы в своей руке, — На мужчину нельзя смотреть такими глазами, если вы не планируете соблазнить его.
Я улыбаюсь. Он так галантен. Невольно вспоминается Аверин, лучший комплимент в арсенале которого просипеть" бл. дь, кис, ты охеренная". Ну, у каждого свои недостатки.
— Значит мне придется всё время ходить с закрытыми глазами, чтобы вас не смущать, — отвечаю вслух своему кавалеру после секундной заминки.
— О, не лишайте меня удовольствия. Я в них утонуть готов, — льёт елей Кристоф мне в уши.
— Смотри и правда не захлебнись, — громко произносит до боли знакомый голос с заметным русским акцентом, а на плечо Кристофа тут же падает тяжелая рука.
— Я украду сотрудницу. Не против? — Никита улыбается одними губами, сверля тяжелым взглядом моего кавалера, и мы замираем в нерешительности.
Чем Аверин нагло пользуется и уже тянет меня на себя. Кристоф растеряно наблюдает за его маневром. Если он меня сейчас не отпустит, выйдет наиглупейшая ситуация, в которой я сыграю роль перетягиваемого каната. Но Никиту похоже это ничуть не заботит, а вот француз отступает на шаг и слабо улыбается.
— Да, конечно…Не против…
Кристоф кидает на меня последний взгляд, полный сожаления, и скрывается в толпе.
— Никит… — осуждающе тяну я, вскидывая бровь, но позволяю ему обнять меня и повести в танце.
— Вот просто ничего не говори, — раздраженно пыхтит Аверин, — утонуть он готов. Нашелся утопленник…
Я тихо прыскаю от смеха. Внутри растекается тягучая горячая патока от того, что Ник так близко, что по-хозяйски прижимает к себе. Мозг плавится окончательно. Я кладу голову ему на грудь и даже несмотря на громкую музыку улавливаю биение его сердца. В душе трепещет что-то в такт. Глаза сами собой закрываются в попытке обострить ощущения. Его запах, тепло его тела, руки, обнимающие меня, его дыхание, щекочущее макушку. Никита замолкает и наклоняется, целует едва уловимо в волосы. Но вдоль позвоночника все равно тут же послушно пробегает электрический разряд. Пальцы Ника сильнее впиваются в мою поясницу, сминают ткань.
— Знаешь, думаю, уже можно уйти, — хрипло шепчет Аверин.
— Хорошо, — я послушно киваю, так и не открывая глаз. Внутри всё звенит, скручивает от волнения и прошивающей насквозь покорности. Мы оба знаем, что означает моё согласие.
— Пойдём, — Ник тут же останавливается и тащит меня наверх попрощаться с французами. И я следую за ним.