Раз…два…три…четыре…

— А ты Мишку с Гулей оставила? — неожиданно раздаётся вопрос справа. Я открываю глаза и поворачиваюсь к Никите. Ловлю на себе его сосредоточенный тяжелый взгляд.

— Да, конечно. С кем же ещё, — бормочу себе под нос слабым голосом и уж было отворачиваюсь, но Аверин явно намерен продолжить разговор.

— Тебе повезло, что у неё нет семьи, и она решила остаться с вами даже без привычного оклада.

— Да, повезло, — соглашаюсь глухо и сильнее вжимаюсь в спинку кресла от того, что самолёт отрывается от земли и задирает нос, набирая высоту. В ушах тут же болезненно звенит.

— И как вам в новой квартире? Не жалеешь, что продала мне дом?

— Что? — меня так захлестывает паника от взлёта, что я плохо слышу Аверина и ещё хуже понимаю, — Нет, не жалею, Никит. Это было правильное решение. И моё!

Да, я действительно продала дом Аверину. Особняк был слишком огромный и ужасно дорогой в обслуживании. И мне его было не потянуть. Я ведь так и хотела сделать с самого начала, да только не так просто найти покупателя на элитный загородный дом. Да и продажа совершенно не покрывала все папины долги, а нам с Мишкой ведь нужно было и взамен что-то приобретать, чтобы на улице не оказаться. В общем, избавиться от дома я мечтала давно, вот только не знала, как. А Раков так давил, мешая думать, что я совсем запуталась, сдалась и жила словно в полусне, безропотно плывя по течению.

Когда мы обговаривали мои долги с Никитой и его юристом, то я предложила Аверину выкупить дом. Так он получал хоть что-то за помощь мне, а я могла не чувствовать себя невероятно обязанной. Да ещё избавлялась от слишком дорогой для меня недвижимости. Ник подумал сутки и согласился. На вырученные деньги я купила небольшую трёшку напротив школы олимпийского резерва, куда собирался поступать Мишка, а остальное внесла в счет отцовских долгов. Только немного оставила на ремонт, который сейчас мы потихоньку делали. Жили втроём: я, Мишка и Гуля.

— Правда не жалеешь? — Аверин всё не отставал.

— Нет, — отрезаю резко, — Никит, ты не обязан меня отвлекать. Я конечно боюсь, но я сама справлюсь.

— Ну да, не обязан, — он едва заметно улыбается, скользя прожигающим взглядом по моему лицу. Задерживается на губах, отчего мне становится неуютно.

— Только, знаешь. Это как находиться с орущим младенцем в одной комнате. Ты можешь ненавидеть детей и не знать, что с ними делать, но всё равно пойдёшь на всё, чтобы он перестал.

— Ты меня ненавидишь? — цепляюсь я к неприятному мне слову.

Никита тихо фыркает.

— Скорее, не знаю, что делать.

— А какие варианты? — спрашиваю шепотом.

Никита молчит, но взгляд не отводит. Так и скользит им по моему лицу, теперь задерживается на глазах. Я смущаюсь, но смотрю прямо. Я уверена, что мы уже не о полёте говорим. Сердце заходится в рваном ритме. Облизываю губы и решаюсь задать так мучающий меня вопрос.

— Зачем ты меня взял, Никит?

***