Что касается текущих дел, Соединенные Штаты продолжили свою стандартную повестку дня, состоящую из четырех частей, делая акцент на правах человека, но также включая региональные конфликты, контроль над вооружениями и двусторонние отношения. Самым заметным, хотя и церемониальным актом стало подписание лидерами двух стран протокола об обмене ратификационными грамотами по договору INF, который они заключили в Вашингтоне. Определенный прогресс был достигнут и в переговорах по стратегическим вооружениям СНВ, особенно по мобильным межконтинентальным ракетам и крылатым ракетам воздушного базирования. Но этого прогресса было недостаточно, чтобы дать уверенность в том, что соглашение может быть достигнуто позднее в этом году при той же американской администрации. Шульц и Шеварднадзе подписали второстепенные соглашения о заблаговременном уведомлении об испытательных запусках МБР (через недавно созданные Центры снижения ядерного риска в двух столицах) и о совместных экспериментах по мониторингу ограничений подземных ядерных испытаний.
Было подписано несколько двусторонних мер сотрудничества и других двусторонних соглашений, ни одно из которых не имело большого значения, но все они были полезны и способствовали росту сотрудничества. Были заключены соглашения о правах на рыболовство, сотрудничестве в поиске и спасении на море, оперативной координации в дальней радионавигации в северной части Тихого океана, продлении соглашения 1973 года об использовании ядерной энергии в мирных целях, сотрудничестве в области транспортных технологий, расширении гражданского космического сотрудничества и продлении общего соглашения о культурном обмене со значительным расширением обмена студентами и преподавателями. В некоторых областях Советы были готовы пойти дальше американцев, например, в стремлении к совместной программе освоения Марса.
Стратегия небольших, постепенных шагов по укреплению отношений между двумя странами проводилась министром Шульцем с самого начала его пребывания в должности. Этого же подхода придерживался посол Анатолий Добрынинрынин в, который рекомендовал его Горбачеву. Во многих отношениях московский саммит стал кульминацией этого подхода, хотя именно резкий переход Горбачева к принятию нулевого варианта INF послужил толчком к проведению саммитов в Вашингтоне и Москве в 1987 и 1988 годах, после того как Рейган не смог преодолеть препятствие в виде СОИ на пути к далеко идущему соглашению по СНВ. На московском саммите один из представителей администрации назвал этот подход "строительством кораллов", т.е. очень медленным, но неуклонным наращиванием небольших новых элементов соглашения, в конечном итоге создающих "Коралловое строительство" удовлетворяло интересы Рейгана, но не Горбачева. Как мы увидим, после безуспешных попыток склонить американскую сторону к более драматическим шагам на саммите, Горбачев перешел к драматическим унилатеральным действиям.
Хотя по региональным вопросам в совместном заявлении о встрече отмечался лишь обмен мнениями (включая "удовлетворение" по поводу Женевских афганских соглашений), обе стороны достигли соглашения по одному важному вопросу: поддержать решение конфликта в Анголе и Намибии, предусматривающее вывод всех иностранных (то есть кубинских) сил из Анголы в течение следующих двенадцати месяцев. Это соглашение отражало уступку советской стороны (и отсутствующего кубинского и ангольского правительства), и наряду с продолжающимся выводом советских войск из Афганистана еще больше продемонстрировало искренность возобновленного интереса СССР к разрешению подобных региональных конфликтов путем "национального примирения".
Помимо американского тестирования пределов в нажиме на вопрос о правах человека и советской неуверенности и периодических вспышек по этому вопросу, и, конечно, продолжающихся разногласий по ряду вопросов СНВ, только две темы были действительно спорными. Одной из них была советская попытка опережающего сокращения обычных вооруженных сил в Европе, к чему Горбачев попытался прибегнуть в первый день, а затем и в последующие. А затем призвать к какому-то драматическому шагу, например, к соглашению о сокращении на 500 000 человек с каждой стороны. Американская делегация не была готова к такому подходу и с подозрением относилась к любым шагам, кроме тех, которые были предприняты в ходе рутинных многосторонних "переговоров по обычной стабильности", проходивших в то время в Женеве и готовивших мандат. в Женеве, которые готовили мандат для новых переговоров по обычным силам в Европе. Советы, однако, упорно продолжали предлагать программу, состоящую из трех частей. Во-первых, это обмен и проверка данных о силах и вооружениях; во-вторых, устранение асимметричных преимуществ с каждой стороны; и, наконец, сокращение на полмиллиона человек с каждой стороны. Но американцы были настороже и предпочли оставить этот вопрос в стороне, к явному разочарованию Горбачева. Причины упорных, хотя и безуспешных усилий Горбачева в этом вопросе обсуждаются ниже.
Наиболее спорный вопрос возник, когда советская сторона представила краткое заявление о намерениях по неприменению силы и невмешательству во внутренние дела других государств для включения в запланированное совместное заявление. Работа над этим коммюнике была начата в самом начале встреч высокопоставленными официальными лицами (заместителем министра иностранных дел Александром Бессмертных и помощником государственного секретаря Розанной Риджуэй). Советы хотели получить много подобных заявлений о принципах или намерениях, как это было в Вашингтоне в декабре. И снова американская сторона отклонила большинство из них, включая только что упомянутое. Но по этому вопросу Горбачев лично передал Рейгану предложенную формулировку на их первой встрече 29 мая, и снова настаивал на этом вопросе с Рейганом на последнем крупном заседании 1 июня. Горбачев утверждал, что теперь они должны выйти за рамки отказа от ядерной войны и военного превосходства, согласованный в Женеве в 1985 году и подтвержденный в Вашингтоне. (В Вашингтоне он также сделал такое заявление, безуспешно отстаивая заявление о неприменении силы для вмешательства в дела стран третьего мира в качестве основы для тогда еще предстоящего заявления СССР о выводе своих войск из Афганистана).
Предложенное Горбачевым заявление гласило:
Исходя из своего понимания реалий, сложившихся в современном мире, лидеры двух стран считают, что ни одна спорная проблема не может и не должна решаться военными средствами. Они считают мирное сосуществование универсальным принципом международных отношений. Равенство всех государств, невмешательство во внутренние дела и свобода общественно-политического выбора должны быть признаны неотъемлемыми и обязательными стандартами международных отношений.
Когда Горбачев впервые передал этот параграф Рейгану, президент сказал, что он ему понравился, но он хотел бы, чтобы его советники посмотрели его. Им он категорически не понравился, и когда вопрос был поднят снова, Рейган сказал Горбачеву, что, хотя ему "понравился его тон, его советники возражали против некоторых "двусмысленностей"". Затем делегации разошлись, чтобы провести совещание по этому вопросу, и Рейган вернулся, чтобы отвергнуть формулировку, несмотря на резкие, даже презрительные комментарии Горбачева. В конце концов Горбачев сдался, и советники-эксперты составили проект формулировки, еще раз перефразировав женевскую формулировку и опустив все три новых пункта советского проекта.
Горбачеву действительно было трудно понять, почему американцы (советники Рейгана, если не сам Рейган) были так категоричны против заявления, отвергающего использование военных средств для разрешения споров, утверждающего мирное сосуществование как универсальный принцип международных отношений, призывающего к свободе выбора и воздерживающегося от вмешательства во внутренние дела любого государства.
Одна из причин сильных возражений США, несомненно, объясненная Горбачеву, но, вероятно, не впечатлившая его, заключалась в том, что американцы рассматривали "мирное сосуществование" как давний советский лозунг, и более того, в
взгляд и память многих американских чиновников, один с негативным отношением к "холодной войне".
Американцы считали, что общий запрет на любое использование "военных средств" для разрешения споров исключал бы не только агрессивные действия, но и необходимое оборонительное применение силы (и мог бы подорвать поддержку необходимых оборонных бюджетов). Одно из возражений, которое Горбачев, вероятно, хорошо понимал, но не мог с ним согласиться, заключалось в том, что Советы, безусловно, будут использовать слово "невмешательство" для нападок на американскую поддержку "борцов за свободу" в рамках доктрины Рейгана. Наконец, весь параграф, и в особенности ссылка на "мирное сосуществование", звучал для американцев слишком похоже на Основные принципы взаимных отношений, подписанные в 1972 году и связанные с разрядкой Киссинджера-НЛксона 1970-х годов, которую администрация Рейгана продолжала высмеивать, несмотря на собственную зарождающуюся необъявленную разрядку. Эти возражения не кажутся мне достаточным основанием для того, чтобы американцы отвергли заявление об отказе от использования военных средств для разрешения споров. Не имея точного согласованного определения мирного сосуществования, было бы неразумно возражать против его квалификации как "универсального принципа международных отношений"; тем не менее, Соединенные Штаты считали, что мирное сосуществование необходимо. Излишне неловко возражать против утверждения свободы выбора и невмешательства во внутренние дела других стран. Иногда обвинение во вмешательстве может быть несправедливым; иногда действия являются вмешательством и не должны предприниматься. Но этот принцип был принят в общем международном праве и в Уставе Организации Объединенных Наций, и он действительно служил основой для американских возражений против советских и кубинских действий во многих случаях. Однако администрация была больше озабочена защитой своей собственной деятельности и свободы действий в рамках реализации доктрины Рейгана.
Горбачев вернулся к этому вопросу в своем заключительном заявлении на пресс-конференции, и очевидно, что он придавал большое значение получению косвенного одобрения американцами его "нового мышления" в области политики безопасности, чтобы легче продвигаться вперед в перестройке советской внешней политики. Он подчеркнул выводы о том, что "мировые проблемы не должны решаться военными средствами", а "должны решаться политическими средствами, на основе баланса интересов, на основе уважения социального выбора". Он выразил глубокое разочарование тем, что "возможность сделать большой шаг в формировании цивилизованных международных отношений была упущена".34 Далее он выразил сожаление по поводу того, что не удалось продвинуться вперед в деле сокращения обычных вооружений в Европе. Американцы были озадачены настойчивостью Горбачева и интенсивностью его реакции по обоим пунктам - и не поняли, что они были связаны в его сознании и в его политической стратегии.
Американцы также недооценили советскую готовность к сотрудничеству в разрешении региональных конфликтов в странах третьего мира. Успех в достижении соглашения на переговорах по Анголе приветствовался, но даже с учетом принятого ранее советского решения о выводе войск из Афганистана, это соглашение не заставило Рейгана и Шульца в полной мере оценить призывы Горбачева к более активному американо-советскому сотрудничеству в урегулировании других региональных конфликтов путем компромисса на основе баланса интересов сторон.
Обе стороны высоко оценили развитие непрерывного диалога, что проявилось в деловом обсуждении вопросов и, собственно, в самой встрече. Как подытожил Горбачев в своем напутственном слове, "у нас обоих есть все основания рассматривать эту встречу и Ваш визит как полезный вклад в развитие диалога между Советским Союзом и Соединенными Штатами".
Президент Рейган и он имели дело друг с другом в течение трех лет, он заметил, что "мы прошли долгий путь".