В 1926 году Абрахам Маслоу, продолжая учиться в Городском колледже, начал по настоянию отца посещать вечернее отделение Бруклинской юридической школы. Самуил когда-то сам мечтал стать адвокатом и теперь хотел реализовать собственные амбиции за счет сына. Абрахаму сразу же не понравилась ни атмосфера учебного заведения, ни то, чему его там учили. Уже через три месяца во время одного из семинаров Маслоу просто встал и вышел из аудитории, не взяв с собой даже учебников. Он отправился прямиком к отцу, которому заявил, что больше не желает учиться на адвоката. «Ну хорошо, тогда что же ты хочешь изучать?» — спросил расстроенный и оттого разозленный отец. «Всё», — последовал ответ молодого человека. Отец не понял ответа, но не стал препятствовать Абрахаму перевестись зимой 1927 года в Корнелльский университет.
Среди причин такого решения Абрахама была не только нелюбовь к юриспруденции, но и любовь к двоюродной сестре Берте. Родители были против их отношений, и молодой человек решил с ними не конфликтовать, а отдалиться от своей возлюбленной. В выборе нового места обучения не последнюю роль играл другой родственник Абрахама — всё тот же Уилл, прекрасно учившийся в Корнелле и подстрекавший своего двоюродного брата поскорее приехать к нему. Маслоу не имел возможности получить стипендию для обучения в частном колледже искусств и наук, поэтому он поступил в сельскохозяйственный колледж, места в котором финансировались государством. Таким образом он мог бесплатно слушать некоторые интересовавшие его гуманитарные курсы.
Самым главным событием для Маслоу в это время стало даже не столько поступление в Корнелл, сколько то, что он наконец-то покинул родительский дом, избавился от тяготившей его атмосферы. «Это было очень красиво, и это было в первый раз, когда я оказался так далеко от дома, от тротуаров Нью-Йорка. Благодаря Уиллу у меня появились друзья и хотя бы часть той романтичной жизни в колледже, которую я видел в фильмах. Я чувствовал себя настоящим студентом»[316].
Как оказалось, Корнелл был временным интеллектуальным пристанищем для юного Маслоу. Его не впечатлил ни один из прослушанных курсов, а самое главное, он не мог справиться с нахлынувшей тоской по Берте. По прошествии полугода, который, как ему казалось, тянулся бесконечно, Абрахам возвратился в родительский дом, восстановившись в Городском колледже. Вот только он никак не мог сказать своей возлюбленной о собственных чувствах. Единственное, что позволял себе болезненно застенчивый молодой человек, это постоянно ходить за ней по пятам. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не случай в лице Анны — старшей сестры Берты, которая просто-напросто толкнула молодого человека в объятия девушки. Маслоу на всю жизнь запомнил свой первый поцелуй: «Я поцеловал ее, и ничего ужасного не произошло, небеса не рухнули, но это было началом новой жизни». Он считал этот момент одним из главных переживаний в жизни. Берта стала первой и единственной девушкой, за которой ухаживал Абрахам.
Родственники молодых людей были по-прежнему против отношений. Родители Абрахама, например, предупреждали об опасности браков между близкими людьми из-за возможных наследственных заболеваний. Хотя, когда они женились, их самих генетика не заботила. Абрахам же был вынужден искать научные исследования, подтверждавшие безопасность подобных отношений в случае здоровья обоих партнеров, показывать эти материалы отцу и матери, которые ничего в этом не смыслили и не очень-то желали разбираться. Зачастую родителям кажется, что лучше ответить на просьбу ребенка отказом, чем согласием, и не важно, в чем суть этого обращения. Однако рано или поздно ребенок научится обходить родительское «нет» с помощью обмана или открытого бунта, и вот тогда пытаться договориться с ним о чем-то будет уже поздно.
Весной 1928 года Маслоу решил поступить в Висконсинский университет, выбрав в качестве направления обучения психологию. Выбор был отчасти случайным, так как его в то время больше интересовала философия, но незадолго до перевода в новый университет в руки Маслоу попала книга, посвященная идеям выдающихся психологов. Статья об основателе бихевиоризма Джоне Уотсоне потрясла Абрахама Маслоу: «Вещь, которая по-настоящему перевернула мои представления, была глава об Уотсоне… Сильно взволнованный, я внезапно увидел развернувшиеся передо мной будущие возможности науки психологии, программу работы, которая обещала настоящий прогресс, настоящее преимущество, реальные решения реальных проблем»[317]. Подобная реакция молодого Маслоу вполне понятна, так как Уотсон предлагал ответ на те вопросы, которые волновали Абрахама. Например, он считал, что с помощью научно обоснованного бихевиористского подхода можно улучшить воспитание детей, избежав физического и морального насилия над ними. Уотсон полагал, что все люди рождаются с равными возможностями и только окружающая среда делает их различными. Если же удастся изменить эту среду, то поменяется и сам человек. Маслоу наконец-то обнаружил ту науку, которая не только заинтересовала его, но и, как тогда ему казалось, могла быть полезна человечеству.
Осенью 1928 года Абрахам отправился в Висконсинский университет в Мэдисоне, надеясь, что там-то он точно встретит среди преподавателей «Сократа или Платона». Мыслителей такого уровня он там не нашел, но и не разочаровался в учебном заведении настолько, чтобы его поскорее покинуть. Зато по приезде в Мэдисон он однозначно понял, что без Берты, которая осталась в Нью-Йорке, жить он больше не может (что уж говорить про учебу). Как и подобает застенчивому молодому человеку, прежде чем принять важное решение — сделать девушке предложение руки и сердца, он опросил всех своих друзей и даже некоторых не очень знакомых преподавателей, которым доверял, на предмет того, стоит ли ему подобное предложение делать. Все как один ответили: не стоит, достаточно логично аргументировав это неспособностью Абрахама, студента-очника, обеспечить семью. Маслоу терпеливо и вежливо выслушал их мнения и послал Берте телеграмму, в которой предлагал ей выйти замуж как можно скорее — на ближайших рождественских каникулах. Волновался молодой человек, видимо, очень сильно, так как даже забыл спросить в своем послании, а согласна ли сама девушка. Но Берта была, конечно же, согласна — она его тоже давно и сильно любила, и 31 декабря 1928 года молодые люди поженились. Родственникам ничего не оставалось делать, как прийти на свадьбу и пообещать молодоженам всяческую помощь и поддержку.
Берта отправилась с Абрахамом в Висконсин, и несмотря на то, что она еще не получила аттестат зрелости, ее зачислили в университет. Близость любимой облегчила жизнь Маслоу и позволила ему наконец-то сосредоточиться на учебе. Висконсин считался либеральным университетом, это явилось одной из причин, по которой Маслоу его выбрал. Среди преподавателей были такие люди, как, например, Курт Кофка — один из создателей гештальт-психологии, у которых он хотел учиться. Правда, вскоре выяснилось, что преподаватели, о посещении лекций которых он мечтал, покинули университет. Зато были другие, возможно, менее известные, но тем не менее они позволили Маслоу приобщиться к настоящему интеллектуальному сообществу.
У Маслоу появились и новые друзья, близкие ему по духу. Он, наверное, впервые оказался способен устанавливать доверительные отношения с посторонними людьми, не комплексуя по этому поводу. Абрахам вспоминал, что даже позволил себе впервые в жизни выпить алкоголь во время «сухого закона», сделав это в присущей ему оригинальной манере: «Я напивался пару раз и чувствовал себя очень смелым и предприимчивым. Я никогда не покупал или не пил крепкие напитки из-за боязни отравиться спиртом. Мы крали чистый спирт из химической лаборатории. Помню, Сэм (друг Маслоу. —
Бихевиоризм был единственной специализацией Маслоу в Висконсине. Он изучал билогию, физиологию, экспериментально исследуя в университетских лабораториях поведение животных. Позже он так вспоминал об этом времени: «Подготовка психологов в 1920–1930-е годы, как правило, отличалась крайней конкретностью (она и до сих пор отличается узостью, хотя и в меньшей степени), доходящей до узколобия. Я, тогда еще очень молодой человек, движимый любовью к людям, желанием понять их и помочь им, поступил в университет на факультет психологии. Очень скоро с удивлением для себя я обнаружил, что попал в какое-то странное, почти масонское заведение, где ученые старцы толкуют ощущения, заставляют заучивать бессмысленные слоги и совершать магические обряды жертвоприношения, отправляя крыс в вечное странствие по лабиринту и наказывая ударом тока ни в чем не повинных собак. Более-менее полезными навыками, которые я усвоил в стенах этого храма науки, были умение применять придуманные другими техники исследования и знание статистических процедур»[319].
Стоит отметить, что Маслоу имел и еще одно увлечение — философию. Среди философов, с работами которых он познакомился, его главным героем был рационалист Бенедикт Спиноза, стремившийся описать окружающий мир и человека как можно более объективно и отрицавший идею трансцендентного Творца. Маслоу на дух не переносил философию Гегеля, возможно потому, что она была для него слишком сложна, и когда ему задали сделать доклад на эту тему, Абрахам просто не явился на занятие. Критиковал он и веру в существование потусторонних сил и промысел Божий, а факты якобы пережитого людьми мистического опыта объяснял человеческими способностями, которые просто еще не известны науке: «В момент мистического опыта мы видим замечательные возможности и непостижимые глубины в человеческой природе… Почему бы не приписать этот удивительный опыт самому человеку? Вместо того чтобы вывести из мистического опыта беспомощность и слабость человека, мы, вероятно, можем создать более замечательную концепцию о величии человеческих способностей и выдающихся перспективах прогресса, ожидающих нас в будущем»[320]. Маслоу даже отправил несколько статей в университетский философский журнал, но ни одна из них не была принята к публикации.
Еще одной дисциплиной, которую Маслоу впервые открыл для себя, стала антропология. Это произошло под влиянием блестящих лекций Ральфа Линтона, развивавшего идею объединения антропологии, социологии и психологии в одну дисциплину, позволившую бы изучать поведение человека во всей его полноте. Эти мысли Линтон позже изложил в своей фундаментальной работе «Изучение человека» (1936). Абрахам Маслоу был абсолютно согласен с такой точкой зрения. Он даже подготовил доклад для конференции в Висконсинской академии наук и искусств в марте 1932 года, в котором представил критический взгляд на социальную психогигиену и психоаналитическое движение, поскольку они, по его мнению, не учитывали роль культурных факторов в формировании психологических проблем личности. Но, не справившись со страхом перед аудиторией, он так и не смог выступить.
Чрезмерная робость была характерной чертой Маслоу на протяжении всей его жизни. После каждого выступления, особенно значимого, он был настолько истощен из-за нервного напряжения, что оказывался буквально без сил. Возможно, эта социофобия, уходившая своими корнями в детский комплекс неполноценности, была той нерешенной проблемой, которая привела к серьезным проблемам со здоровьем уже во взрослом возрасте.
Годы бакалавриата пролетели незаметно. Поступив в магистратуру, Маслоу хотел написать диссертацию на интересную междисциплинарную тему, но его преподаватели отклоняли все предложения, придерживаясь жестких рамок бихевиоризма. Наконец его научный руководитель сформулировал проблему, скучнее которой, как казалось Маслоу, сложно было что-то придумать. Он должен был заняться изучением запоминания и воспроизведения вербального материала, для чего проводил серию достаточно простых экспериментов, демонстрируя карточки со словами контрольным группам и меняя условия, в которых испытуемые получали информацию. Общий вывод работы был до банального прост — обучение более эффективно, если условия, в которых оно проходит, поддерживают его. В 1931 году Маслоу получил степень магистра и хвалебные отзывы на свою работу, которую даже опубликовали в журнале. Сам же молодой автор настолько был ею не доволен, считая тривиальной, что уничтожил карточку в каталоге университетской библиотеки, чтобы никто не знал о ее существовании.
После защиты магистерской диссертации Маслоу стал ассистентом на психологическом факультете. Его руководители вспоминали о нем позже как о талантливом молодом преподавателе, который мог заинтересовать предметом своих студентов и особенно студенток, многие из которых были в него влюблены. Но если Маслоу и догадывался о подобном внимании к своей скромной персоне, виду он не подавал и всегда интересовался оценкой лишь собственной жены.
Осенью 1931 года Маслоу поступил в аспирантуру к психологу Гарри Харлоу, начавшему исследование интеллекта обезьян. Всеобщее признание Харлоу получил отнюдь не за эту работу. В конце 1950-х годов он проводил эксперименты над детенышами макак. В ходе опытов он отнимал их от настоящих матерей и помещал в клетку с суррогатными «матерями» — железными конструкциями, к одной из которых прикреплял бутылочку молока, а вторую оборачивал тканью. В течение нескольких дней маленькие обезьянки начинали проявлять привязанность и ласку к той модели «матери», которая была покрыта мягким материалом. Вторую конструкцию — с молоком они использовали лишь для удовлетворения голода, но никаких эмоций она у них не вызывала. Таким образом Харлоу пришел к выводу, что чувство привязанности у ребенка возникает из-за тактильного контакта с матерью, который ему жизненно необходим, а отнюдь не из-за удовлетворения голода. Однако, как оказалось позднее, этого было недостаточно для полноценного развития. Обезьянки, выросшие рядом с куклами, уже через год стали демонстрировать поведенческие отклонения — они не могли наладить общение друг с другом, проявляли агрессию. Стало понятно, что для полноценного эмоционального развития на самом раннем этапе жизни необходим был контакт с живыми обезьянами, а не их заменителями, в противном случае сделать их полноценными было уже невозможно[321].
Все эти опыты будут гораздо позже, а тогда, в начале 1930-х годов, Харлоу занимался процессом обучения обезьян и поэтому привлек своего первого аспиранта Абрахама Маслоу к этому исследованию. Маслоу даже написал несколько статей, посвященных поведению обезьян, в соавторстве с Харлоу, а уже в 1934 году, в возрасте двадцати шести лет, получил докторскую степень за исследование социального поведения приматов. В своей диссертации Маслоу хотя и не заявлял об этом открыто, тем не менее фактически пытался решить вопрос о том, какая сила является ведущей в развитии личности — сексуальное влечение или стремление к доминированию. В 1932 году он открыл для себя работы Фрейда, а через некоторое время труды Адлера. Их теории заставили Маслоу взглянуть на проблемы, которыми он занимался, с иных позиций. В итоге, изучая поведение приматов, он экспериментально подтвердил гипотезу о том, что именно место обезьяны в социальной иерархии определяло их сексуальное поведение. Адлеру подобные выводы пришлись бы по душе (что так и было, когда они встретились с Маслоу лично), в то время как Фрейд, скорее всего, назвал бы размышления Маслоу глупостью.
В начале 1930-х годов Абрахам Маслоу заинтересовался гипнозом и даже провел эксперимент по определению степени внушаемости одной из студенток, которую он называл в своем дневнике псевдонимом «Адель». Гипноз считался в то время псевдонаучным методом и был запрещен. Поэтому свой интерес Маслоу не афишировал, но старался продвинуться в его изучении, даже вступил в переписку по этому вопросу с Милтоном Эриксоном, разрабатывавшим в это же время собственный метод недирективного гипноза.
Получение ученой степени не гарантировало Маслоу трудоустройство в университете. Страна уже который год была в экономическом кризисе, получившем название Великая депрессия. Миллионы людей оказались безработными, но и те, кто работал, не всегда могли себя обеспечить. Для Маслоу ситуация осложнялась еще и происхождением. Антисемитизм стал неотъемлемой чертой эпохи, пусть и не столь явной, как сегрегация чернокожих. Знакомые и друзья Маслоу неоднократно предлагали ему сменить имя. Тем более, что для неевреев места в штате университета всё же находились. Абрахам был непреклонен и всегда отвечал категорическим отказом на подобные предложения.
Чтобы как-то обеспечить себя и Берту, Маслоу решил продолжить обучение, на сей раз в медицинской школе, где он мог получать стипендию. Но довольно быстро стало понятно, что Маслоу не сможет учиться на медика в силу своего характера — он был не способен видеть человеческие страдания. Абрахам Маслоу оставил медицинскую школу. По прошествии тридцати лет он всё еще вспоминал это неудавшееся обучение так, как будто оно было только вчера: «Первую операцию, которую я когда-либо видел, я помню очень хорошо. Она была почти парадигмой десакрализации — у студентов уничтожалось чувство страха, понятие частной жизни, застенчивость перед всем священным и запрещенным, и всё тому подобное.