Арест Гюэ и показания Маргариты Питр превратили катастрофу самолета в сенсационную тему. Спецнаряд полиции был вынужден охранять дом на улице Монсеньора Гавро от толпы. Маргарита Питр не погнушалась позировать репортерам за 150 долларов, после чего полиция и общественное мнение все же стали считать ее не жалкой недалекой женщиной, измученной шантажом, а корыстолюбивой соучастницей убийства. Полагали даже, что Гюэ за ее помощь наверняка пообещал ей часть страховой выплаты.

В то же время репортеры осаждали кафе «Монте-Карло», надеясь увидеть и сфотографировать Мари-Анж Робитай. Сотрудникам Гийометта пришлось потрудиться, чтобы оттеснить прессу и точно установить, какие же отношения на самом деле связывали Гюэ и 19-летнюю Робитай.

Мари-Анж поняла, что отпираться и молчать теперь бессмысленно, и под протокол рассказала всю историю. Она познакомилась с Гюэ в 1947 г. на танцах в одном кафе. Тогда ее тянуло на подростковый бунт, хотелось перемен, тяготило однообразное существование в родительском доме в Нижнем городе. Гюэ представился ей как солидный ювелир и коммерсант, и она подумала, что этот человек спасет ее от пошлой, скучной обыденности. Он же разбудил в ней сексуальность, почти одержимость, взрастил иллюзии. Скоро выяснилось, что Гюэ женат и ювелир-то так себе, но для Мари-Анж это уже не имело значения. Она представила его своим родителям под именем Роджера Энджерса, жила с ним в Монреале вовсе не на вилле своей мечты, а в дешевых меблированных комнатах, а потом и вовсе сменила родительский дом на убогую комнату в квартире Маргариты Питр. Пока Рита Гюэ не позвонила родителям Мари-Анж и не объяснила, что Роджер Энджерс в действительности – ее муж Альбер Гюэ.

Месяцами Мари-Анж находилась в квартире Маргариты Питр, ничего не делая, ожидая только прихода Гюэ, его любви и порции новых обещаний и иллюзий.

Она жила в постоянном страхе перед судом по делам несовершеннолетних, месяцами сидела взаперти, без денег, и скрывалась под фальшивым именем Николь Коте. Когда ей надоела такая жизнь, она решила расстаться с Гюэ, одолжила 50 долларов, поехала в Монреаль, чтобы позвонить родителям и узнать, можно ли ей вернуться домой. Но Гюэ помчался следом за ней на машине, нагнал поезд, вытащил ее из вагона и привез обратно в Квебек.

Снова потекли месяцы в комнатке на улице Святой Анжелы. Это длилось до мая 1949 г. Однажды она уже была на пути к судье по делам несовершеннолетних, чтобы рассказать ему обо всем. Гюэ вновь перехватил ее, привез в гостиницу и обещал вскоре развестись с женой. В гостинице Мари-Анж жила под именем мадам Гюэ, но ее одолела тоска, надоело вечно ждать, она продала свою пишущую машинку и сбежала. На набережной ее остановил Гюэ. Она поддалась его уговорам и поехала с Гюэ в Сет-Иль. Когда он навещал ее, они жили как супруги. Но средства не позволяли Гюэ часто навещать любовницу.

В июне у Мари-Анж больше не стало сил терпеть. Она вернулась к родителям и начала работать в кафе «Монте-Карло». А Гюэ продолжал преследовать ее. Прямо на улице он грозил ей самоубийством, тогда 23 июня она попросила арестовать его. Но на следующий день, после того как Гюэ освободили, он опять появился в кафе. Тогда ему в последний раз удалось уговорить Мари-Анж поехать с ним в Монреаль. Через несколько дней она снова вернулась домой. Гюэ стал заваливать ее страстными письмами, умолял подождать еще немного. С тех пор они виделись только один раз в квартире Маргариты Питр после катастрофы самолета.

Маргарита Питр поняла все правильно. Гюэ сказал Мари-Анж, что теперь он свободен. Но она ответила ему, что любовь прошла. Гюэ не поверил, хотя это была правда. В заключение Робитай добавила, что ничего не знала о его намерениях убить жену и о самом убийстве, которое он «может быть» совершил. Вероятно, чувство ее к Гюэ еще не совсем остыло, Мари-Анж не могла так сразу поверить в его виновность. Однако ее показания не оставляли никакого сомнения: у Гюэ был очевидный мотив для убийства жены.

Пока Гийометт заканчивал допрос Мари-Анж Робитай, Белек занялся Женеро Рюэ. Похоже, часовщик Рюэ участвовал в изготовлении взрывателя с часовым механизмом. Он застал часовщика в инвалидном кресле в убогой мастерской на улице Святого Франсуа. Тут же, рядом с мастерской, находилась его не менее жалкая квартирка. Рюэ работал за своим столом, словно ничего не произошло, и общался с инспектором с видом терпеливого больного. Да, он знаком с Гюэ. Встречался с ним каждую неделю, когда тот приносил или забирал часы из ремонта. Он слышал, в чем обвиняют Гюэ. Рюэ также знал, что рассказала его сестра. Но она никогда не посвящала его в свои тайны. Он просто одинокий инвалид.

Рюэ долго отпирался и размышлял, потом все-таки вспомнил, как примерно в двадцатых числах августа Гюэ пришел к нему и спросил, не знает ли Рюэ кого-нибудь, кто немного разбирается в динамите. Якобы он купил в Сет-Иле земельный участок, и ему нужно выкорчевать пни. Рюэ вспомнил одного своего клиента, Овида Коте из Шарльбура, который уже 12 лет работал с динамитом на строительстве дорог. Только он назвал имя Коте, как открылась дверь и в мастерскую с испорченными часами в руках вошел сам Коте. Вот ведь случай! Гюэ поговорил с ним о динамите. Это все, что Рюэ слышал о динамите в связи с Гюэ. Инспектор спросил его, не приходилось ли ему когда-нибудь монтировать часы в электрический взрыватель. Придет же инспектору такое в голову, усмехнулся Рюэ.

А через несколько минут он вспомнил, как в конце августа или в начале сентября Гюэ опять был у него, принес будильник и попросил просверлить дырочку слева под цифрой 12. Объяснил, что с динамитом дела продвигаются, и теперь он занят созданием электрического взрывателя. Дырочка была просверлена, Гюэ исчез, а через неделю произошла катастрофа.

Показания Рюэ насторожили инспектора. Возможно, Рюэ хладнокровно обдумал ситуацию и решил кое в чем сознаться добровольно, чтобы отвести от себя более серьезные подозрения. Детективы, которые ездили в Шарльбур, сообщили, однако, что Овид Коте подтвердил его показания и добавил, что отговаривал Гюэ от какого бы то ни было применения динамита. Но Белек не успокоился и решил обыскать мастерскую Рюэ – вдруг удастся найти следы работы над взрывателем? Он попросил приехать в Квебек Франшера Пепена и Бернара Пекле. Когда инспектор и ученые прибыли в квартиру Рюэ, хозяина не было дома. Дверь им открыла его свояченица. Так что экспертам никто не мешал работать. Через час Пепен и Пекле наткнулись на кусок волнистого картона, сотрудники уголовной полиции не обратили бы на это никакого внимания. Картон был поврежден во многих местах и имел много черных наслоений, странных для часовой мастерской. Эксперты немедленно вернулись с картоном в Монреаль и исследовали его в лаборатории. Провели опыты с капсюлями взрывателя из меди, наполненными азидом свинца, и с капсюлями из алюминия, наполненными гремучей ртутью. Вокруг взрывающегося капсюля они установили своего рода кулисы из волнистого картона. При взрыве маленького капсюля волнистый картон принимал на себя небольшую взрывную волну. После этого ученые исследовали наслоения на картоне, возникшие при экспериментах, и выяснилось, что отложения, появлявшиеся при взрыве медного капсюля, наполненного азидом свинца (подобный капсюль был использован при взрыве самолета), точно соответствуют отложениям на волнистом картоне, обнаруженном в квартире Рюэ. Не оставалось сомнений, что Рюэ испытывал различные капсюли взрывателя и применял волнистый картон как ограждение от воздействия взрыва.

Как только Белек получил это известие, он предъявил результаты расследования Рюэ. Белек больше не церемонился с «больным» и надавил на него так, что тот признался: да, он изготовил взрыватель с часовым устройством и вместе с Гюэ испытывал его у себя в кухне. Плача и ссылаясь на свою беспомощность и слабость, Рюэ сказал, что боялся сознаться в создании взрывателя с часовым устройством, не хотел, чтобы его считали сообщником Гюэ в страшном преступлении. Он клялся, что Гюэ принес ему все для изготовления взрывателя, и уверял, будто взрыватель ему нужен для сельскохозяйственных работ в Сет-Иле. Правду Рюэ узнал уже после крушения самолета, когда Гюэ явился в его мастерскую и угрожал, чтобы тот не смел заявлять в полицию, иначе пожалеет.

В следующие месяцы ни Рюэ, ни его сестра ни в чем не изменили показаний. Гюэ тоже постоянно отрицал свою вину в гибели жены. 23 февраля 1950 г. Верховный суд и 12 присяжных рассматривали дело Гюэ. Они выслушали показания свидетелей и заключения экспертов, допросили Маргариту Питр и Женеро Рюэ. Почему Гюэ в суде отрицал соучастие Маргариты и ее брата, тем самым покрывая главных свидетелей обвинения, – неизвестно. Возможно, из-за гордыни и самолюбия. Обвиняемый молча слушал слова прокурора Дориона, с которыми тот обратился к присяжным: «В таком деле, как это, где могли быть сообщники, вы должны оценивать показания вероятного соучастника, исходя из своих знаний человеческой натуры. Вообще же вам не следует опасаться, что закон не покарает тех, кого следовало бы покарать, кроме Гюэ, если таковые имеются…»

И закон покарал, хотя и не сразу. После семнадцатиминутного совещания присяжные объявили Гюэ виновным, что означало по канадским законам смертную казнь. И лишь в тюрьме Бордо под Монреалем, не имея никакой надежды на помилование, 3 июля 1950 г. Гюэ изложил на 40 страницах историю подготовки и осуществления преступления, где описал и свои действия, и Маргариты Питр, и Женеро Рюэ, которые за обещанное им вознаграждение сознательно участвовали в преступлении. Гюэ казнили 12 января 1951 г. Оба его сообщника последовали за ним на виселицу в той же тюрьме Бордо. В 1952 г. был казнен Женеро Рюэ, в 1953 г. – его сестра Маргарита Питр, которую в народе называли «ворон».

Двумя годами позднее, в августе 1955 г., в чикагском «Журнале уголовного права, криминологии и полицейской науки» появилась статья «Научная сторона дела Гюэ» Франшера Пепена и Бернара Пекле. Они описали, как пытались обнаружить следы на обломках самолета, определить взрывчатое вещество, использованное в бомбе, и разоблачить Женеро Рюэ. Даже в условиях «холодной войны» и при возрастающем числе преступлений с применением взрывчатых веществ взрыв самолета был достаточно необычен. Разумеется, он привлек внимание широкой общественности, поэтому криминалисты-химики и взялись за определение взрывчатого вещества и реконструкцию бомбы.

Но через несколько месяцев, 1 ноября 1955 г., снова произошел подобный случай. Вблизи Лонгмонта, штат Колорадо, США, упал четырехмоторный «Дуглас ДС-6Б», транспортный самолет № 37 559 авиакомпании «Юнайтед эйрлайнс» с 5 членами экипажа и 39 пассажирами на борту. Он потерпел крушение в результате взрыва. Лаборатория Федерального бюро расследований в Вашингтоне обнаружила в обломках самолета то же, что в свое время нашли Пепен и Пекле, – динамит. 14 ноября в Денвере был арестован 27-летний Джек Гилберт Грэм, среди погибших пассажиров была его мать. Грэма уличили в том, что он подложил в чемодан матери бомбу, чтобы уничтожить ее и получить страховку в 37 800 долларов.

Дело Гюэ сохранило свое значение не только потому, что оно было первым подобного рода, но и из-за того, что работа канадской лаборатории доказала, как далеко за пределы Европы шагнула криминалистическая и химическая наука о следах. Лишь пять лет спустя благодаря изучению следов было раскрыто еще одно преступление за тысячи миль отсюда, в другой части света. Только здесь главную роль в расследовании сыграли не взрывчатые вещества и взрыватели, а следы растений, на которые пятьдесят лет назад также обратили внимание криминалистов фантазия Артура Конан Дойла и учебник по криминалистике Ганса Гросса.