Вечером 4 октября не было больше сомнений, что Брэдли – похититель и убийца Грэма Торна, или, по крайней мере, один из участников преступления. Бейтман застал квартиру № 6 дома № 49 на Осборн-роуд совершенно пустой. Он поговорил с управляющим Гарри Пичери и узнал, что тот получил письмо Брэдли из Мельбурна. В письме сообщалось, что Брэдли вынужден срочно уехать и в свою квартиру больше не вернется. Стало ясно, что Брэдли сбежал.
Общественность все больше негодовала. 5 октября появилась информация, что убийце, который два месяца скрывался от полиции, возможно, удастся и вовсе покинуть австралийскую землю и уйти от расплаты. В течение четырех дней, до 8 октября, полиция на основании сообщений из транспортного агентства, от старьевщиков, торговцев автомобилями и директоров школ шла по следу Стивена Лесли Брэдли, который, как выяснилось, 25 августа тщательно готовился к побегу. В тот день Магда Брэдли пришла в пароходную компанию «Юнион стимшип» в Сиднее и заказала для себя и своего 13-летнего сына Питера билеты на пароход «Гималаи» до Англии. Через четыре дня сам Брэдли заказал билеты на тот же пароход для себя и двух других своих детей – Эллен и Роберта. Еще через несколько дней он появился у скупщика мебели на Ливерпуль-стрит и продал ему за 260 фунтов всю мебель. При этом объяснил, что уезжает в Лондон, чтобы посетить там одного врача. 20 сентября был продан «Форд» и семейный минивэн. 23 сентября Брэдли забрал сына Роберта из школы для глухих детей в Касл-Хилл и сказал там, что переезжает в Брисбен, где обеспечит ребенку лучшую медицинскую помощь. Затем он посетил некоего Джорджа Уитмана в Лоре, первого мужа своей жены Магды, чтобы «попрощаться с ним перед отъездом». Очевидно, этим сомнительным объяснением Брэдли пытался запутать следы. 24 сентября он отправил в ветеринарную больницу своего пекинеса и поручил доставить его в Лондон. 26 сентября сел с семьей на пароход «Гималаи», который теперь, 8 октября, после короткой стоянки в Мельбурне и Фримантле, пришел в Коломбо на Цейлон. Пока Бейтман, Коулман, Дойл и другие сотрудники полиции собирали информацию, подчиненные Кларка привезли собаку Брэдли к доктору Крэмпу, и тот установил, что шерсть с одежды мертвого ребенка и с одеяла схожа с шерстью пекинеса. В то же время Кларк со своими помощниками обыскал дом, покинутый семьей Брэдли. Среди хлама он заметил негативы фотоснимков, на которых семья Брэдли во время пикника. На негативах было обнаружено одеяло, по внешнему виду точно совпадавшее с тем, в котором нашли тело Грэма Торна. Последнее звено в цепи доказательств появилось, когда Кларк увидел за домом Брэдли в Клонтарфе оборванную кисть от одеяла, по материалу, форме и цвету полностью совпадающую с кистями на одеяле, в котором был завернут труп Грэма Торна. Круг замкнулся.
Вечером 8 октября Центральный суд в Сиднее выдал ордер на арест Брэдли. Австралийский посол на Цейлоне обратился в полицию Коломбо с просьбой арестовать Брэдли. Одновременно два сержанта уголовного розыска вылетели из Сиднея в Коломбо с ордером на арест Брэдли. Бейтман и Коулман прибыли в Коломбо 14 октября. Брэдли сняли с рейса, а его семья продолжила путь в Англию на борту парохода «Гималаи». Несколько дней велись переговоры о выдаче преступника, и 19 ноября два офицера полиции доставили арестованного в Сидней. До того дня, когда Брэдли выдали австралийцам, он уклонялся от встречи с обоими сержантами. Они познакомились с ним только во время полета в Сидней. Это был маленький толстый человек с лицом землистого цвета и редкими жирными черными волосами, в общем, с внешностью, которая не выражает ни злобы, ни жестокости. Брэдли был болтлив, как коммивояжер, и во время полета по собственной инициативе описывал прожитую им жизнь, не заботясь о грамматике и произношении английского языка. Когда самолет летел уже над территорией Австралии, Брэдли вдруг заявил: «Это с мальчиком Торнов совершил я. Что мне за это будет?» Дойл, остолбенев от неожиданности, ответил: «Относительно этого я должен вас предупредить: все, что вы скажете теперь, имеет силу доказательства и может быть использовано против вас». «Да, я знаю, – кивнул Брэдли, – но мне необходимо с вами поговорить».
Бейтман предложил ему подождать до приземления в Сиднее. Если Брэдли не передумает заявить о признании своей вины, то сможет это сделать в порядке, предписанном законом. По прибытии Брэдли немедленно написал признание, в нем он изложил следующее. Брэдли прочитал в газете о крупном выигрыше Бэзила Торна и решил похитить его сына для получения выкупа. Несколько дней он наблюдал, как Грэм добирается в школу, а утром 7 июля припарковал машину на Веллингтон-стрит. Незадолго до приезда Филлис Смит Брэдли подошел к мальчику, сказал, что миссис Смит сегодня занята и он сам отвезет его в школу. Грэм спокойно последовал за ним. Некоторое время он ехал по городу, остановился около телефона-автомата, позвонил Торнам и в первый раз потребовал 25 000 фунтов. Затем через портовый мост направился домой. Тем временем его жена и дети уехали в Квинсленд, а упаковщики мебели должны были вот-вот появиться. Поэтому Брэдли поставил автомобиль в гараж и сказал Грэму, чтобы тот на минуту вышел. Затем он схватил его, связал и сунул в багажник, чтобы рабочие не увидели мальчика. Когда стемнело, Брэдли открыл багажник, чтобы вынуть Грэма, и увидел, что ребенок задохнулся. Тогда он завернул мальчика в одеяло и отвез на то место, где его нашли 16 августа.
Брэдли подписал признание. Он поставил «да» под каждым вопросом, заданным ему, под каждым запротоколированным ответом: «Вы сами написали признание? Вы прочитали его? Вы написали свое признание по собственной воле? Вас предупредили, что вы не обязаны были писать признание и что оно может служить доказательством вашей вины?» Под вопросом «Вам угрожали или давили на вас, чтобы заставить вас написать это признание?» Брэдли написал «нет».
Бейтман и Дойл специально приняли подобные меры предосторожности. Болтливость Брэдли настораживала. Судя по всему, своим признанием он лишь пытался избежать обвинения в убийстве, поэтому утверждал, что Грэм задохнулся по несчастной случайности, так что похититель не смог вернуть его родителям, как собирался. Однако проломленный череп ребенка уличал Брэдли во лжи, и вполне можно было ожидать, что он откажется от признания, узнав, что обвинения в убийстве избежать не удастся.
Так и произошло. С 20 по 28 марта 1961 г. в Центральном уголовном суде Сиднея рассматривалось дело Брэдли. Ему предъявили обвинение в убийстве, и тогда он заявил, что невиновен, а признание написал в паническом страхе. Брэдли пытался вызвать сочувствие суда – изложил свою биографию, которую сложно было проверить. Это была история мальчика из Венгрии, наполовину еврея, Иштвана Бараньяй, которого в тринадцать лет немцы собирались расстрелять, но он спасся, прыгнув в Тису. Затем он попал в Италию. Но переживания в заключении у немцев так его травмировали, что каждая встреча с полицией, даже в 1960 г., приводила в ужас, и он готов был подписать любое, даже самое нелепое признание.
Если Брэдли и поверили, то вскоре он сам уничтожил эту веру холодным расчетом, циничной ложью, когда стал менять свои показания и лгать, что якобы потерял память. Брэдли опроверг свою историю о перенесенной душевной травме и оказался одним из тех мерзавцев, кто подлинную трагедию еврейского народа бессовестно использует для личной выгоды. Биографию Брэдли после переселения его в Австралию проверить было легко. Это был человек, которому всегда хотелось больше, чем он имел. Брэдли постоянно гнался за прибылью, жаждал «признания», и алчность и корыстолюбие вели его от одного экономического краха к другому, пока он не прочитал в газетах о похищении внука магната Эрика Пежо. Тогда Брэдли решил последовать примеру похитителей и быстро разбогатеть.
Его первая жена Ева, на которой он женился в 1953 г., перебравшись в Мельбурн, погибла в автомобильной катастрофе – не справилась с управлением. Брэдли унаследовал ее имущество, в том числе дом. Обстоятельства смерти Евы были так же не ясны, как и причина пожара пансиона, который Брэдли держал с 1956 по 1959 г. в Катумбе и довел почти до банкротства, однако успел удачно застраховать.
29 марта 1961 г. суд признал Брэдли виновным, и судья Клэнси приговорил его к пожизненной каторге.
Так завершилось самое, пожалуй, сенсационное дело в истории австралийской криминалистики. Дело о похищении и убийстве Грэма Торна имело большое значение для последующего ее развития. Через пять лет после дела Брэдли сержант уголовной полиции Ф. Б. Кокс из научного бюро южноавстралийской полиции в Аделаиде опубликовал работу о возможностях использования ботанических знаний в криминалистике «Систематизация и растительная экология в судебной медицине». Примеры, которые он приводит, относятся к случаям воровства, взлома, ограблений сейфов и доказывают значение ботанического исследования следов в повседневной криминалистической работе. Одновременно Кокс настаивал на объединении криминалистического и ботанического исследований в международном масштабе.
Дело Торна в Австралии, как и дело Гюэ в Канаде, показали, насколько развита криминалистика в этих молодых странах и как многому они успели научиться у старой Европы накануне Второй мировой войны. Тенденция активного послевоенного развития криминалистики свойственна не только этим молодым странам, но и маленьким европейским государствам с уже длительной научной традицией. В первой половине XX века эти европейские страны, в отличие от Франции, Англии, Германии или Италии, немного успели привнести в полицейскую науку, держались подальше от военных конфликтов, избегали экономических потрясений, отличались наиболее стабильной крепкой общественной системой и низким уровнем преступности. Послевоенное бурное развитие в технике и экономике, новый цивилизационный взлет и промышленный прогресс привели к росту преступности в этих странах. Тем более полиция там сталкивалась с научными проблемами и искала помощи у ученых.
17
На долю швейцарского ученого доктора Макса Фрая-Зульцера в 1950-х гг. выпал успех в области криминалистики, который определил его карьеру, что в эпоху коллективного труда случается редко. Он сам говорил, что в Швейцарии в области криминалистики был вакуум, и его доктору удалось заполнить. Личный успех Фрая-Зульцера, несомненно, основывался на его очевидном даровании ученого-микроскописта, незаурядном уме, нестандартном мышлении и интуиции.
Фрай-Зульцер родился в 1913 г. в Цюрихе, с 1931 г. там же изучал естественные науки и с самого начала интересовался микроскопией. Он занимался всякой естественно-научной областью знаний, в которой играла роль микроскопия: химией, минералогией, зоологией, патологией и гистологией, фотографией. Затем преподавал биологию в Цюрихе, но скоро ему стало скучно: не хватало исследований под микроскопом. В школе медико-технического персонала Фрай-Зульцер преподавал микроскопию и просил практиканток приносить микроскопические препараты тканей больных с редкими видами заболеваний. Он овладел серологией и бактериологией, вел курс микроскопии на вечернем факультете цюрихского Народного университета. В 1949 г. стал сотрудничать с отделом полиции города Цюриха.
Среди слушателей Фрая-Зульцера были два детектива-вахмистра службы дознания, единственной, которая в то время занималась анализом следов. После нескольких лекций полицейские спросили своего преподавателя, нельзя ли применить микроскопию при исследовании мельчайших следов. Вскоре Фрай-Зульцера пригласили к коменданту городской полиции Фрю, который полагал необходимым использовать современные средства в борьбе против растущей преступности. Комендант Фрю предложил Фраю-Зульцеру организовать спецкурс для служащих уголовной полиции. Ученый сразу согласился и стал два раза в неделю вести занятия для сотрудников службы дознания. Однажды они появились с вещественными доказательствами, приобщенными к новому уголовному делу, – преступник проник в дом через окно верхнего освещения. На раме разбитого окна невооруженным глазом следов обнаружить не удалось. Но сотрудники полиции предполагали, что от одежды преступника на раме могли остаться частицы волокон, поэтому они принесли, и костюм подозреваемого. Фрай-Зульцер показал дознавателям скопление большого числа микроскопических частиц волокон с одежды подозреваемого на тех местах рамы, куда, вероятно, садился преступник. Среди них были красные, зеленые и сине-зеленые фрагменты волокон, некоторые из них были длиной 0,05 мм. Такие же волокна входили в состав ткани брюк подозреваемого.
Теперь занятия делились на две части: один час Фрай-Зульцер преподавал микроскопию, второй час сотрудники полиции представляли преподавателю вещественные доказательства из дел предыдущей недели: воровства, взломов, несчастных случаев на транспорте. Уроки превратились в консультации для городской полиции. Дважды в неделю Фрай-Зульцер приходил в полицию на Вокзальной площади, чтобы исследовать улики и вещественные доказательства в поисках следов. Одновременно он продолжал преподавать, а в каникулы посещал европейские полицейские лаборатории, возобновившие работу после окончания Второй мировой войны. Таким образом, молодой еще ученый Фрай-Зульцер, как представитель нового поколения криминалистов, принял эстафету от еще живых «пионеров» криминалистической науки.
Он посетил Августа Брюнинга в Мюнстере, в Вестфалии, где 73-летний ученый читал лекции по естественно-научной криминалистике в университете на юридическом факультете. После Второй мировой войны Брюнинг перебрался из Берлина в Западную Германию, где у него не было больше никакой практической работы в лаборатории, и его лекции основывались на опыте «великих лет». Локару повезло больше – у него по-прежнему была своя лаборатория. Но и от него Фрай-Зульцер вернулся с ощущением, что методы и исследования Брюнинга и Локара, безусловно, значительны, но послевоенная эпоха требует и технического развития для криминалистики, и новых методов исследования. Появились тысячи следов, которые не поддаются анализу с помощью существующих методов. Следы требуют иных способов сохранения, фиксации и исследования. Эта задача настолько увлекла Фрая-Зульцера, что в 1950 г. он принял предложение коменданта Фрю и полностью перешел на службу в полицию. Бертильон, Локар, Брюнинг начинали свои исследования в лабораториях в мансардах и на чердаках полицейских зданий. Фрай-Зульцер тоже трудился в мансарде полицейского управления на Вокзальной площади. Никто не подозревал тогда, что лет через пятнадцать он возглавит одну из самых крупных и значимых специальных криминалистических лабораторий в мире.
Стремительный взлет научного авторитета Фрая-Зульцера относится к 1951 г., когда он опубликовал новый метод сохранения невидимых микроскопических следов на месте преступления, метод простой и гениальный. С 1920-х гг. поиск микроследов на месте преступления, одежде или вещах подозреваемого производили традиционно – с лупой в руках или специальным пылесосом. Как в любой методике, со временем здесь обнаружились свои недостатки. Хотя с помощью лупы ученые и находили множество микроследов, однако многое и ускользало. Поскольку ученый далеко не всегда сам мог обследовать место преступления, массу обнаруженных следов просто не «донесли» до исследовательской лаборатории. В 1950 г. многие полицейские не умели обеспечивать сохранность следов. Редко кто из них имел понятие о «мире микроскопически малых вещей». Те сотрудники полиции, кто прошел специальный курс обучения, безусловно, могли представить, как происходило преступление или несчастный случай на транспорте, установить место, где следует искать невидимые следы, но сохранять мельчайшие частицы и следы им было трудно. Удовлетворительную сохранность удавалось обеспечить только на таких предметах, которые можно было доставить в лабораторию. Работа с пылесосом имела свои недостатки. Пылесос собирал следы не только с поверхности, например с одежды человека, но часто высасывал из ткани пыль, попавшую туда гораздо раньше, и это мешало поиску важных следов. Его применение требовало большого опыта и навыков.
Фрай-Зульцер пришел к мысли использовать клейкие ленты, именовавшиеся «пленка скотч» или «пленка теза», которые применяли для различных целей в промышленности и в канцелярии. Такая клейкая лента представляла собой разной ширины целлофановые полоски, свернутые в мотки, одна сторона у ленты имела липкую поверхность. Если такую ленту приложить липким слоем к местам, где предположительно имеются невидимые микроследы, а затем снять, то к ней прилипнут все микрочастицы, которые только можно найти на поверхности соответствующих мест, будь то частицы волокон, древесины, лака, краски, стекла или чего-либо другого. Добытый материал легко доставить в лабораторию, не опасаясь повредить. На одну липкую ленту накладывают вторую такую же и склеивают их. На каждом кусочке ленты точно обозначают место, где следы собраны. На лентах следы располагаются в том же порядке, что и на соответствующих участках места преступления. В лаборатории ленты можно расклеить и обследовать под стереолупой и микроскопом.