– Он вообще не может лечь?
– Может, только трудно ему. Полежал в корзинке часа три, а потом вылез и встал вот так.
Я измерил температуру: 40,5 градуса. Антибиотик и таблетки не снизили ее и на десятую. В глубоком недоумении я повторил инъекцию и обернулся к Молли.
– Нужно сделать анализ мочи. Когда вынесете его в сад и он задерет ножку, постарайтесь поймать хоть что-нибудь в глубокую тарелку, а потом слейте вот в этот пузырек.
Молли засмеялась. Она осталась верна себе.
– Попробую, да вот получится ли?
– Да, – ответил я, – задачка не из простых. Но, думаю, вы справитесь. И ведь достаточно нескольких капель.
На следующий день ничего не изменилось. Робби стоял неподвижно, температура упорно держалась на сорока с половиной. Моча оказалась нормальной – ни следов белка, ни иных признаков почечного заболевания.
Я сделал инъекцию другого антибиотика и взял кровь, которую послал в лабораторию на анализ. Оттуда мне позвонили – все в полной норме. Но и после еще пяти утренних визитов и рентгена, также не выявившего никаких отклонений, состояние песика оставалось прежним.
Я стоял посреди кухни и смотрел на моего непостижимого пациента. Выглядел он удручающе: уныло поникший, окостенелый, дрожащий. Оставалось взглянуть в глаза мрачной правде: если я ничего не измыслю, Робби погибнет.
– Попробуем еще кое-что, Молли, – сказал я, вводя песику один кубик дексаметазона, новейшего стероидного препарата, который предусмотрительно захватил с собой. – Вам, наверное, опротивело меня видеть, но я зайду утром поглядеть, не даст ли результатов хоть это лекарство.
Но Молли не дождалась утра. Наши дома разделяла лишь сотня-другая домов, и она постучалась к нам еще до обеда, совсем запыхавшись.
– Ему лучше, мистер Хэрриот! – еле выговорила старушка. – Просто чудо какое-то! Его как подменили. Вы не сходите посмотреть, а?
Меня не надо было просить – я поспешил туда чуть не бегом. Робби выглядел почти как до болезни. Мышечное напряжение еще не совсем исчезло, но он осторожно ходил по кухне, а при моем появлении медленно вильнул хвостом. Ни дрожи, ни угнетенности в глазах. Я даже ахнул.
– Он ел?
– Да. Припал к миске часа через два, как вы ушли.
– Превосходно! – Я измерил температуру. Она снизилась почти до тридцати восьми с половиной. Наконец-то! – Завтра я все-таки зайду. Думаю, после еще одной инъекции он окончательно поправится.
И действительно, через неделю просто на сердце теплело смотреть, как песик носится по саду и играет с палкой. К нему вернулась вся былая жизнерадостность. Меня, правда, немножко грызла мысль, что я так и не выяснил, чем он страдал, но я со спокойной душой радовался счастливому завершению тягостного эпизода.
И напрасно. Месяц спустя Молли постучалась ко мне совсем расстроенная.
– У него опять началось, мистер Хэрриот.