— Я считаю, что ты совершила много ошибок, — произносит он осторожно, словно ходит по минному полю слов. — А Мина заплатила за них.
Слышать такое от него больнее, чем мне казалось. Не похоже на мелкие раны от родительских слов. Нет, это удар по сердцу, так на него не похожий, и я едва не падаю от разочарования.
— Я надеюсь, ты больше не употребляешь. — Он отступает от меня, словно не хочет даже дышать одним воздухом. — Надеюсь, ты отказалась от наркотиков. Она хотела бы этого от тебя.
Он уже почти на дороге, когда я задаю вопрос; не могу не спросить:
— Ты все еще ненавидишь меня?
Он поворачивается, и даже с такого расстояния я вижу печаль на его лице.
— В том и проблема, Соф. Я никогда не мог тебя ненавидеть.
10
ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД (ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ)
Действие морфина ослабевает. Боль возвращается, пульсируя резкими толчками.
— Кнопка, — шепчу я, мои губы сухие и потрескавшиеся. Двигаю рукой, той, что не сломана, пытаясь нащупать кнопку для подачи морфина.
— Держи. — Теплые пальцы вкладывают зажим мне в ладонь. Я нажимаю и жду.
Постепенно боль уходит. На время.
— Твой папа пошел за кофе, — говорит Трев. Он сидит на стуле рядом с моей кроватью, его рука так и накрывает мою. — Мне поискать его?
Качаю головой.
— Ты пришел. — От морфина мой мозг слегка в тумане. Временами я говорю глупости, что-то забываю, но почти точно уверена, что он еще не приходил.
— Я пришел, — подтверждает он.
— Мина? — выдыхаю я.
— Она в школе. Я отпросился. Хотел увидеть тебя.
— Сам-то как? — спрашиваю. На лбу у него уже заживающий синяк. Он сидит в каком-то странном положении, нога прямая, словно в гипсе. Но я не могу приподняться, чтобы проверить, насколько все плохо. У Мины на руке гипс, внезапно вспоминаю. Вчера мама с медсестрами даже выпроводили ее домой, настолько она не хотела уезжать.