— Где ты была?
— Просто прогулялась.
— Ты не можешь уходить, когда бы тебе ни приспичило.
— Я теперь под домашним арестом?
Мама приподнимает подбородок, она готова к войне.
— Моя обязанность — удостовериться, что ты не вернешься к старым дурным привычкам. Если придется запереть тебя дома, то так тому и быть.
Закрываю глаза, делая глубокий вдох. Тяжело удержать гнев, проснувшийся во мне. Хочется прорваться через ее личину ледяной королевы, сломать так же, как она сломала меня.
— Я не ребенок. И если только ты не планируешь завалить меня домашней работой, то тебе меня не остановить. Я могу звонить тебе каждые несколько часов для проверки, если от этого тебе станет легче.
Мамин рот складывается в тонкую линию розово-жемчужного цвета.
— Не ты здесь устанавливаешь правила, Софи. Твое прежнее поведение отныне недопустимо. Если ты хоть на шаг переступишь черту, то снова отправишься в Центр. Так и будет, клянусь.
К таким угрозам я готовилась. Старалась просчитать все ситуации, что мама могла бы мне предъявить, потому что только так я смогу оставаться на шаг впереди нее.
— Через несколько месяцев у тебя больше не будет такой возможности, — заявляю я. — Как только мне исполнится восемнадцать, ты не сможешь принимать за меня решения по поводу лечения. Независимо от того, что я, по-твоему, сделала.
— Пока ты живешь в моем доме, ты будешь следовать моим правилам, восемнадцать тебе или нет, — говорит мама.
— Попытаешься отправить меня в Центр — и я уеду. Выйду за дверь и больше никогда не вернусь.
— Не смей мне угрожать.
— Это не угроза. Это правда. — Отвожу от нее взгляд, от ее трясущихся рук, она словно разрывается между тем, чтобы удержать меня или разорвать в клочья. — Я устала. Пойду в свою комнату.
На этот раз она даже не пытается меня остановить.
Мне вечность запрещали запирать дверь комнаты, поэтому я придвигаю к ней кресло. Мне слышно, как мама поднимается по лестнице и набирает в ванну воду.
Скидываю с кровати одежду, а потом и простынь, одеяла и подушки. С третьей попытки переворачиваю матрас, ноги трясет от усилий. Наконец мне это удается, пускай и с одышкой и протестующей болью в спине. Переступаю через гору одеял и прочего и вынимаю из сумки блокнот. Между его страниц покоятся отдельные листы, и я вытряхиваю их на матрас, после чего беру со стола стикеры и маркеры.
Чтобы все записать, требуется несколько минут. У меня не много информации — пока что. Но к тому времени как я заканчиваю, вся нижняя часть матраса становится доской с доказательствами, самодельным подобием тех, что висят в полицейских участках. Фотография Мины, сделанная в предпоследний год школы, подписана «ЖЕРТВА», а единственное фото Кайла, которое у меня нашлось, — «ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ». Старая фотография с вечеринки девятиклассников, на которую мы пошли всей компашкой. Мина, Эмбер и я стоим в стороне и смеемся, Кайла и Адама обрезало, а Коди неодобрительно смотрит на все действо. Мы молоды, счастливы.